Можно полемизировать с автором по поводу достоинств или недостатков его произведений, можно и нужно ловить плагиаторов за руку, но нельзя же делать это одновременно. Здесь нужна предельная ясность, поскольку речь идет о человеческом достоинстве: если перед нами автор художественного произведения, то спорить с ним нужно предельно уважительно; если же плагиатор, то и спорить с ним не о чем!

Хотел И. Зильберштейн обсуждать повесть Н. Эйдельмана – ради бога, хотел обвинить в плагиате – надо было, отбросив посторонние рассуждения, привести только факты. Но утверждать, что повесть не понравилась потому, что среди других недостатков есть и плагиат – извините, так нельзя! Казалось бы, что в отделе русской литературы должны понимать, что такой метод полемики неправомерен и неэтичен, но увы!

38. Письмо Д. М. Никаноровой (Москва) в редакцию «Литературной газеты», 14 января 1984

Москва 14/Х – 84 г.

Пишу в газету впервые

Уважаемые товарищи,

работающие в редакции «У полки новинок» «Литер<атурной> газеты»!

Подписываясь много лет (не без труда) на «Лит. газету», слежу за Вашим разделом и считаю, что для нас, рядовых читателей, этот раздел интересен и важен не только как рекомендация для прочтения, но и как воспитатель литературных вкусов.

Разбираться в жанрах трудно, но отличить хорошую книжку от плохой, как правило, удается.

Тем большее недоумение вызывают статьи, помещенные в «Лит. газете», А. Мальгина «Разрушение жанра…» и статья И. С. Зильберштейна «Подмена сути!».

Прежде всего следует сказать, что издание «Литературного наследства», редактором которого является уважаемый И. С. Зильберштейн, заслуживает самой высокой похвалы. Но помимо того, что назначение и использование этих изданий для широкого круга читателей мало доступны хотя бы потому, что их невозможно достать даже в библиотеках, следует считать, что наличие исторической прозы заполняет этот пробел; и совсем не следует стиль издания «Лит. наследство» переносить в повести и романы.

Ниже выскажу свои возражения автору «Подмены сущности <!>».

1) Глава о Ростовцеве совершенно закономерно могла появиться в дневниках И. И. Пущина приведенного периода, т. к. донос Ростовцева накануне самого восстания в немалой степени повлиял на поспешность еще недостаточно подготовленного восстания. А когда декабристы вернулись из Сибири, высоковельможный Ростовцев всячески стремился перед возвращенными декабристами обелить свою репутацию. Тема эта не раз обсуждалась не только в письмах декабристов, но и в печати Герцена и потому занимала и волновала И. И. Пущина.

2) Что касается «Тайны Бестужева», то ее можно было прочесть задолго до выхода книги И. Зильберштейна «Художник-декабрист Н. Бестужев» в других изданиях, и в частности, в книге «Воспоминания Бестужевых» – редакция, статья и комментарии Азадовского издания Ак. наук СССР. М., Л. 1951 г.

В этой книге «тайна» не только описана, но иллюстрирована прекрасной миниатюрой. И если уже говорить об этике, то не следует писать И. Зильберштейну, что «Опубликованные мною ВПЕРВЫЕ материалы о тайне Бестужевых перепечатаны в книге „Большой Жано <!>“». Никому ведь не пришло бы в голову упрекать И. Зильберштейна, что он в своей книге обнародовал ранее опубликованные «тайны» Бестужева. Почему же он ставит это в упрек автору «Большого Жано <!>». Ведь чем большее число читателей сумеет прознать о достойном внимания, тем будет лучше!

3) Что касается встречи с Н. Н. Ланской, то суждения Пущина – Эйдельмана имеют полное право на существование в таком виде, как они изложены, т. к. в последнее время такие авторы, как: А. Кузнецова, Дементьева и Ободовская до того иконизировали образ и характер Натальи Николаевны и ее отношения к предсмертной трагедии Пушкина[606], что пора было бы кому-нибудь и отрезвить широкий круг читателей. Можно же было А. Ахматовой и М. Цветаевой писать о своем представлении характера Натальи Николаевны. Почему же не имел на это право ближайший друг Пушкина И. И. Пущин? О том же, следовало ли Александру Сергеевичу вообще жениться, Пущин пишет сам в своих воспоминаниях именно так, как написано в книге «Большой Жанно».

И вообще пора бы уже дать покой праху Натальи Николаевны; достаточно помнить о том, что ее любил Пушкин.

4) Что касается пристрастия к скабрезностям и неуважения к приличиям, то это уже совсем не по назначению, так как такая приведенная фраза, как «Дельвиг тюткается <!> с молодой супругой», никак не может быть названа скабрезной, а то, что известно о А. Ф. Закревской, позволяет предположить возможность приведенного разговора, тем более что в печати уже было опубликовано, что несколько поклонниц А. С. Пушкина, в том числе и Е. Хитрово, провели ночь в церкви, где стоял его гроб.

Что касается приведенного предпоследнего пассажа, доказывающего пристрастие к скабрезности, то привожу его целиком – «Чему удивляться, если свою литературную деятельность Н. Эйдельман начал с повести о доисторическом человеке „Ищу предка“, то теперь его внимание все больше поглощается описанием интимной жизни исторических лиц, прежде всего особ императорской фамилии. Такова его книга о Павле Первом и его убийстве („Грань веков“)».

Для того чтобы такое утверждение было убедительно, совершенно необходимо подтвердить его цитатами и указать, ЧТО заслуживает в этих книгах такого тяжкого обвинения, как скабрезность и неприличие. При всем желании при непредвзятом чтении ничего похожего найти нельзя, а огульное обвинение неуместно в критических статьях.

Вообще анализируя повесть «Большой Жано <!>», следует помнить, что написана эта повесть от имени человека (по свидетельству современников) таких исключительных качеств, как: стойкость в своих убеждениях, благородство, доброта, отзывчивость и т. д. Но при этом И. И. Пущин был отнюдь не монах; ценил и любил присущие людям радости, был большим шутником и, при случае, мог подмигнуть даже на икону.

Обобщая, следует сказать, что вся статья написана в очень недоброжелательном тоне, с совершенно необоснованными обвинениями.

В книге «Большой Жано <!>», конечно, есть и недостатки и, возможно, погрешности для изысканно-строгого вкуса, но вообще книги этого жанра и этого автора (может быть, не в изданиях «Жизнь замечательных людей» <!>) очень нужны и в первую очередь молодежи. И никакой сути эта книга не подменяет.

Это письмо написано отнюдь не специалистом, а инженером и отнюдь не для напечатания, а в надежде на то, что в Вашей газете будет опубликовано объективное мнение редакции, где будет учтено и это мнение.

Д. Никанорова

Дина Михайловна Никанорова (? – около 2001) в 1938‐м окончила факультет «Электрификация железных дорог» Московского института инженеров железнодорожного транспорта (МИИТ) и всю жизнь отдала преподавательской деятельности в стенах своей альма-матер (старший