заблуждение? Или, говоря словами из повести Эйдельмана, нашему Пушкину его строгими изучателями и ценителями разрешены только три женщины: супруга, няня и поэтическая муза?

9. И уж совсем удивительным кажется мне вдруг возникшее почти в самом конце статьи упоминание о книге Н. Эйдельмана «Грань веков», не имеющей никакого отношения к обсуждаемой повести. Она походя охарактеризована как «описание интимной жизни исторических лиц, прежде всего императорской фамилии». Уважаемый тов. Зильберштейн, прочтите книгу, если Вы ее еще не читали, – она не об этом! И, право, жаль, что еще 50 лет тому назад Вы не ввели в обиход историков, филологов и просто читателей писем Екатерины II к Потемкину, – убеждена, что они интересны и для тех, и для других, и для третьих не только содержащимися в них «интимными подробностями».

И, наконец, о сноске, в которой Эйдельман обвиняется в присвоении чужих научных открытий. Весь тон статьи И. С. Зильберштейна, раздраженный, крайне недоброжелательный, наполненный вызывающими удивление выпадами личностного характера против Н. Эйдельмана, недобросовестное (или, выражаясь более «элегантно», некорректное) использование фактов – все это не может не привести к мысли, что и здесь что-нибудь да не так. Знакомство с историческими трудами Н. Я. Эйдельмана, полными бесконечных ссылок на авторов используемых работ, тоже убеждает в этом. А туманное упоминание об «одной московской газете» лишает читателя возможности проверить приведенный в статье факт. И если вернуться к эпиграфу статьи: «Художество требует еще гораздо больше точности… чем наука…», – то, по-видимому, И. С. Зильберштейн, не считая свою статью «художеством», не очень позаботился и о точности.

Не вдаваясь в рассуждения о том, где границы допустимого домысла и вымысла в художественном произведении на историческую тему, выскажу в заключение свое личное читательское мнение о повести «Большой Жанно». Не могу согласиться с автором статьи, который утверждает, что «ничего путного не получилось из замысла Н. Эйдельмана» и что «это сочинение… весьма в малой степени дает представление о Пущине». На мой взгляд, это очень хорошее, талантливое, честное, высокохудожественное произведение о замечательном человеке, образ которого, как живой, встает со страниц книги. И мне как читателю совершенно безразлично, в июле или в сентябре происходила пирушка стариков-декабристов и встречался или нет на самом деле Пущин с Закревской и Ланской, – важно, что я верю в Эйдельмановского Пущина, я его вижу, радуюсь, а чаще грущу вместе с ним, вместе с ним размышляю, волнуюсь, – и вся жизнь его (а не пробег по ней) передо мною. Образ Пущина, созданный Эйдельманом, нисколько не расходится с моим представлением о нем, возникшим после чтения пущинских записок и писем. И если в книге и нет строгой точности документа, в ней есть нечто большее – глубокое проникновение автора в личность своего героя, высокая правда истории и живой дух времени.

С уважением,

И. С. Култышева,

преподаватель кафедры классических языков

МГПИИЯ им. М. Тореза

22 января 1984 г.

Инесса Степановна Култышева (1935–2013) – филолог-латинист, выпускница кафедры классической филологии филологического факультета Московского университета (1958); работала редактором, впоследствии преподаватель МГПИИЯ им. Мориса Тореза, доцент, соавтор выдержавшего множество изданий «Учебника латинского языка», словаря-справочника «Античность» (1995); переводчик с польского.

34. Письмо И. М. Лосевой (Ленинград) в редакцию «Литературной газеты», 26 января 1984

По поводу статьи И. Зильберштейна, опубликованной

в «Литературной газете» 11 января с<его> г<ода>

Уже почти 30 лет я являюсь читательницей вашей газеты. При таком солидном стаже и при обращении в редакцию любого печатного органа письмо принято начинать словами: «Уважаемая редакция, и т. д., и т. п.».

Но, к моему большому сожалению, я не могу этого сделать, так как то, что я прочла в номере от 11 января, глубоко возмутило меня. Как могли люди, работающие в таком серьезном издании, как ваша газета, опубликовать такую статью? Да еще под рубрикой «Полемика»! Я считаю эту статью не полемической, а оскорбительной по отношению к такому вдумчивому исследователю и прекрасному писателю-историку, как Н. Эйдельман, тем более что тон ее является прямой противоположностью статье Н. Эйдельмана «Подмена жанра».

Книги Н. Эйдельмана уже давно завоевали такую популярность и любовь всех читателей, интересующихся историей, что называть их «вполне добротными работами» – значит выразить явное неуважение к их автору.

Среди своих друзей я не знаю ни одного человека, который, прочтя хоть одну работу Н. Эйдельмана, будь то книга или статья в к<аком>-н<ибудь> журнале, не заинтересовался бы этим автором. Беда только в одном – книги его зачастую невозможно не только купить, но и достать в библиотеке.

И вряд ли убедят почитателей таланта этого писателя слова И. Зильберштейна о том, что Н. Эйдельман «ради какой-то цели воспользовался» его материалами. Неужели такому автору, как Н. Эйдельман, сделавшему столько научных открытий, владеющему таким колоссальным материалом по самым различным историческим вопросам, понадобилось что-то у кого-то заимствовать?

Что касается упомянутого автором статьи «пристрастия к скабрезностям», то примеры, им приведенные, совершенно неубедительны. Интересно, как он оценивает такие, к примеру, произведения А. С. Пушкина, как «Царь Никита»? В комментариях к собранию сочинений они названы «нескромными». Нет нужды спорить об их оценке с тем, кто их читал. Она однозначна. Но никто никогда, насколько мне известно, не обвинял Александра Сергеевича в «пристрастии к скабрезностям».

Я уверена в том, что мнение многих читателей совпадает с моим: публикация этой статьи не делает чести ни ее автору, ни тем более редакции такого солидного печатного органа, как «Литературная газета».

Лосева Ирина Михайловна

26 января 1984.

г. Ленинград

35. Письмо Ц. Г. Миллер (Москва) И. С. Зильберштейну, 15 января 1984

Прочла в «Литературной газете» Вашу статью «Подмена сути!» и изумилась, глазам не поверила, увидев Вашу подпись. Поэтому и решила Вам написать.

Я не касаюсь существа статьи. У каждого пишущего могут быть произведения более удачные и менее удачные. И по великим это знаем. Мне тоже «Большой Жанно» нравится меньше, чем другие книги Н. Я. Эйдельмана. Не в этом дело. И изумилась я не критической оценке, а формулировкам, которые Вы «пустили в дело», выражаясь Вашим языком. Ведь тон Вашей статьи – это тон газетных проработок 1947–1952 годов, 1960 года. Вы гораздо старше меня и помните их и результаты лучше меня. Как-то на вечере в ЦДРИ, посвященном выходу в свет Блоковских томов «Литературного наследства», Вы сказали о том, чего стоили Л. Ю. Брик комментарии в собрании сочинений В. В. Маяковского. Как же можно позволить себе писать, да в «Литературной газете», да и о книге, в которой