Но через несколько дней судьба судила мне с ней встретиться снова.

Должно сказать, что я в эти дни довольно близко сошелся с моими прежними товарищами по 5-му бастиону, и один раз Сафонский предложил штабс-капитану и мне отправиться посмотреть на наши подземные работы.

– Это весьма любопытно-с, – рассказывал он. – Там совсем другая жизнь, другая атмосфера. А у меня есть знакомый сапер, Иван Иванович Бурундин, он нам все покажет и расскажет.

LXXV

Мы уговорились отправиться на другой день в 7 часов утра на редут Шварца и оттуда спуститься в подземелье.

В редуте я совершенно неожиданно встретил Миллинова и весьма обрадовался этой встрече. Он также захотел присоединиться к нам.

Вчетвером мы спустились по пятнадцати ступенькам вниз, в довольно широкую подземную галерею, или потерну. В ней была квартира Бурундина, то есть землянка в сажень вышины и в семь шагов длины и ширины. Впрочем, эта землянка была убрана довольно комфортно. На столе, покрытом хорошенькой салфеткой, горели две стеариновые свечи. Перед столом было небольшое кресло. В углу – этажерка с книгами.

Бурундин, высокий блондин с большими баками и бледным лицом, принял нас очень любезно и почти тотчас же повел нас в галереи. Мы прошли небольшой ров и вошли в первый, верхний, коридор.

Он был настолько узок, что два человека не могли идти рядом, и настолько низок, что приходилось идти, нагнув голову. Его освещали стеариновые свечи, вставленные в железные подсвечники с заостренными ручками, которые были воткнуты в земляные стены. Свечей было довольно, но они горели тускло в этой душной, спертой, подземной атмосфере. Дышать было тяжело, коридор все больше и больше понижался и незаметно спускался в землю.

Наши голоса становились глуше. Здесь не слышно было обычной музыки Севастополя, а все было тихо, покойно, как в могиле.

Вдруг среди этой тишины где-то вдалеке раздались чуть слышные голоса. Бурундин остановился и повернулся вполоборота к выходу, остановились также саперы, которые сопровождали нас, со свечами в руках.

Голоса близились, раздавались шаги нескольких человек, и вот вдали показались свет и группа людей, которые, разговаривая, медленно подвигались к нам.

Впереди шел Гигинов, за ним Гутовский, за ним княжна, а позади ее Тоцкий, еще несколько штабных и саперы со свечами.

Подойдя к нам, Гигинов раскланялся с Бурундиным и попросил позволения осмотреть подземные работы.

– Я здесь являюсь официально, – прибавил он и, вынув бумагу, подал ее Бурундину. – Но я прошу позволения для моих товарищей и для княжны Барятинской, которой позвольте представить вас.

Бурундин молча наклонил еще ниже голову перед княжной, которая выдвинулась вперед, пробормотал что-то и спрятал бумагу.

Затем он так же молча двинулся вперед, и мы пошли за ним длинным хвостом.

Я шел подле Сафонского. Сзади нас шли штабс-капитан и Миллинов.

– Вот черти принесли! – сказал мне шепотом Сафонский. – Вы посмотрите, с нами случится какое-нибудь несчастье. Это верно!

– Полноте! – сказал я. – Что за предрассудки! Это просто предубеждение…

LXXVI

Мы шли минуты три или четыре, вероятно, не больше, но мне они показались целым часом. Княжна шла рядом с Бурундиным. Нас отделяли от них штабные гости. Чем далее шли мы, тем ниже становилась галерея, тем тяжелее было дышать, и спертый, землистый, гнилой воздух, точно тисками, сдавливал голову и грудь.

Мы пришли наконец к небольшой нише, где стоял, нагнувшись, сапер и держал в руках зажженный фитиль.

– Вот здесь, – сказал Бурундин, нагибаясь к земле, – проведен фитиль к мине. Эта мина должна как раз подойти под неприятельские работы; я вас сейчас поведу прямо к ней.

Мы все теснились ближе к нему, и почти каждому он принужден был повторить объяснения.

– А это что в стене? – допрашивала княжна, указывая на конец какой-то черной палочки.

– А это и есть начало фитиля. Это и зажигают. И состав, которым он обмазан, таков, что он может быстро гореть в этой трубке, в которой он заложен под землей.

Мы пошли дальше и вскоре принуждены были спуститься по сорока ступенькам во вторую нижнюю галерею. Она была еще уже и ниже. Пришлось идти в одиночку.

Вдруг княжна остановилась.

– Что с вами? – обратился к ней Гутовский.

– Мне дурно! – сказала она. – Я уйду!..

И она быстро повернулась и пошла назад. Все расступились перед ней.

– Куда же вы одни пойдете?! – вскричал Гутовский. – Я провожу вас.

– Нет! Нет! Не смейте! Я одна дойду.

И она быстро пошла, нагнув голову.

На меня вдруг налетело опять чувство сожаления к ней. Я взглянул на нее, уходящую одинокой, беспомощной. «Может быть, она упадет где-нибудь в душном земляном коридоре, без воздуха. Может быть, с ней сделается истерика». И я бросился за ней.

Я скоро нагнал ее. Она быстро обернулась и таким повелительным твердым голосом проговорила:

– Не смейте провожать меня, я одна дойду.

Этот голос тотчас же напомнил мне ее сентенцию: «Вы как всякий мужчина, желали бы видеть во мне, женщине, слабое, хилое существо, которое каждую минуту готово прибегнуть к вам, под крылышко…»

Я остановился, а она пошла еще быстрее. Я смотрел долго ей вслед, пока она не исчезла в тумане, сквозь который тускло мерцали свечи.

Несколько мгновений я стоял и не решался, идти ли за ней, к выходу, или снова глубже погружаться в этот могильный склеп, в котором глохнет голос и прерывается дыхание?

Вдруг страшный удар потряс все это подземелье. Я был