Шрифт:
Закладка:
Чувство неверия в произошедшее и невозможность его принятия до конца терзало меня так же, как после смерти Антона. Ну не могла яркая, добрая и жизнерадостная Марго на самом деле умереть, как бы ни показали тогда в подвале обратное мои глаза и уши. Ни один здравомыслящий человек не смог бы взять и сразу принять такой факт, как истину, это просто ошибка, абсурд…
Бедный Тим, наверное, думал также. Мой друг, всегда предпочитающий быть в центре событий, а одиночеству — компанию любого, даже малознакомого человека, после смерти жены выбрал уединение в пустой квартире. Вчера вечером мы недолго поговорили по телефону, но разговор едва ли сходил с темы расследования. Лишь в самом начале, когда он спросил меня о самочувствии, я, промямлив какую-то дежурную фразу, стыдливо поинтересовалась у него о том же в ответ, коря себя, что не успела сделать это первой и что после пролитых в салоне «Ровного» слёз я снова замкнулась в себе. Представляла, как Тим одиноко томится на восьмом этаже их с Марго «двушки» средь «постоянного бардака» (так они со смехом говорили про своё убежище), которого стало за эти два дня ещё больше, и множества вещей, напоминающихо некогда счастливой семейной жизни. Я чувствовала себя жуткой эгоисткой, потому что не нахожусь сейчас с Тимом и не поддерживаю его так, как он меня после смерти Антона.
Наперекор упрекам совести летел робкий голосок оправдания.
«Но ведь Тим сам захотел побыть один», — пищал он, сгибаясь, как не принёсший домашнее задание ученик под строгим, осуждающим взглядом учителя. Однако он не мог заглушить моих воспоминаний о том, как я, совершенно опустошенная, сходила с ума от горя и мучительной тоски в нашей наполовину осиротевшей квартире в Коммунарке, как со слезами, напившись, убирала вещи Антона. О том, как после его потери и похорон неделю лежала на кровати в своей детской спальне в Красногорске, а Марго, Тим и папа поддерживали меня и как мне было бы невыносимо тогда остаться одной.
«А ты пой со мной, моя малая вновь, ты мой алкоголь, что попадёт в кровь…»
Послеполуденное солнце, ослепительно-яркое, проникало в салон автомобиля сквозь пыльные, немытые окна, и свет лучей, преломляясь, рассеивался на матовую мутную дымку. Впереди, на разделяющей широкое изумрудное поле дороге, на почтенном расстоянии друг от друга неслись машины. Я пожалела, что из-за их скопления сейчас нельзя развить большую скорость. На миг мне представилось, как это бы выглядело свысока: тянущаяся разноцветная гусеница, которая перемещалась всё дальше, подтягиваясь сзади вперёд, минуя просторный зелёный луг.
«Мы летали в небесах, и в твоих словах слышал ноты этой песни, ну где же я…»
Нажатием кнопки я открыла окно. В салон просочилась струя свежего ветерка и вместе с ней — шумы дороги.
Меня охватило привычное чувство расслабленности — как будто я тоже возвращаюсь домой, к папе. Несмотря на годы, прожитые в огромном динамичном мегаполисе, я, родившаяся и выросшая в Подмосковье, почти что в деревне, больше тяготела к природе и загородной тиши.
«За руку по друзьям тонули в этом дыме, любили серый безумный мир…»
Моя рука потянулась к проигрывателю, а пальцы нажали на паузу. Неизвестно почему, песня действовала на меня сильнее, чем я ожидала, хоть я и не могла этого объяснить.
«Чем там закончится третий куплет?»
В обед, перед тем, как уехать, я тоже написала Тиму. Я ведь спросила у него, всё ли в порядке. Тупой вопрос, учитывая обстоятельства… Кстати, он прислал одобряющий смайлик.
Проехав в тишине ещё несколько километров, я оказалась под густыми тенями лесных деревьев и по левую сторону заметила среди чёрно-белых стволов берёз заброшенные на вид памятники и ржавые ограды могил. Здесь было старое кладбище.
Я опять подумала об Антоне и Марго. Затем — о себе и Тиме.
«И такое проходит. Даже такое. Может быть… легче думать, что на всё есть своя причина. Почему так случается», — вспомнились мне слова папы. Хоть он и вёл себя иногда как полный придурок, но в моменты, когда это требовалось, не забывал демонстрировать свою истинную мудрость.
В том, что выжили не они, а именно мы, нет ни их вины, ни нашей заслуги. Просто так получилось. Всего один миг, одна случайность — и на месте своих супругов с лёгкостью мог бы оказаться один из нас.
В какой-то степени я и Тим тоже наполовину умерли. Все наши совместные мечты, желания и планы на будущее с любимыми канули в небытие вместе с их гибелью. Очередное воспоминание пронзило новым уколом боли. Марго ведь хотела ребёнка — а теперь этому уже не суждено было сбыться.
Погост остался позади, уступив место хвойному лесу. В салон моей «Ауди» проник, смешиваясь с остатками яблочного освежителя воздуха и бензиновых выхлопов, запах смолы.
Решив, что хуже уже не будет, я снова включила магнитолу.
«… Я сказал по новой, а ты не верила мне…»
Как и я тебе, папа.
«И такое проходит…»
Да, папа, тебе виднее. Ты действительно справился со своей болью — настолько, что смог встретить новую любовь. Наверное, я не вправе тебя осуждать. Я даже снова начну посещать наши семейные сборища.
«Пусть всё это будет в голове — неприятный сон».
Но про себя ничего сейчас загадывать не хочу.
«Больше, чем соло, вот тебе моя рука,
У нас с тобой одна радиоволна».
И Лена пусть этого не делает. Надеюсь, она всё же перейдёт в «Нью Фарм» — от греха подальше. После всего, что случилось в нашем НИИ,
