Шрифт:
Закладка:
Молодые люди из АРА привезли с собой в Россию свои вкусы к кафе-шантанам, кабаре и казино, вкусы, которые эти в основном парни из маленьких городков приобрели совсем недавно в таких местах, как Париж и Лондон. Есть несколько сообщений о том, как американские работники гуманитарной помощи «раскрашивали город в красный цвет». Флеминг оставил после себя подробный пересказ в своем письме «Дорис» от 3 декабря 1922 года о ночной прогулке по чернухе столицы со своей подругой из АРА Трейси Кохл. Вечер начинается и прерывается переговорами с водителями дрожек, которые развозят своих американских пассажиров по заведениям с явно непролетарскими названиями: «Домино», «Империя», «Гротеск», «Кафе Риче» и «Казино». Долгая ночь chemin de fer, faro и пивно-водочных смазок подходит к концу около 5:00 утра.
Флеминг, возможно, создал у своего корреспондента впечатление, что люди из АРА чуть ли не стали хозяевами столицы. На самом деле, хотя как «буржуазные» американцы они могли бы открыть многие двери в Москве, по сути, они никогда по-настоящему не чувствовали себя там как дома. Во-первых, особенно в первый год миссии, мало у кого из москвичей были средства принять их у себя. Большинство гуманитарных работников, чужаки в чужой стране, в любом случае были бы неловкими гостями в домах местных жителей, но даже Голдер и Кулидж, оба свободно владеющие языком и культурой, были разочарованы отсутствием социальных возможностей. «Никто не в состоянии развлекать», — написал Кулидж своему отцу 13 ноября 1921 года. «Большинство из тех, кто жил так в старые времена, сейчас живут в одной комнате и страдают от жесточайшей нищеты».
Помимо этого, местные жители должны были учитывать тот факт, что американский гость привлечет внимание ЧК. Кулидж отмечает, что не каждый москвич принял бы приглашение в дома персонала АРА: «Мне сказали, что тайная полиция отмечает любого, кто приходит в дом, в котором проживает около дюжины главных сотрудников нашей миссии (включая меня). Это может быть просто слухом, но я точно знаю, что люди боятся приходить на него, опасаясь навлечь на себя гнев властей».
Вполне естественно, что дома персонала — синие, коричневые, розовые, зеленые и белые — все просторные бывшие резиденции богатых дореволюционных семей, расположенные в нескольких минутах ходьбы друг от друга в центре Москвы, стали главными местами общественной деятельности АРА. Со своим вспомогательным штатом поваров, горничных, домработниц и швейцаров они, по общему мнению, чувствовали себя комфортно, по словам Голдера, «очень, очень комфортно», с «изобилием еды и отсутствием недостатка в напитках».
Розовый дом, где жили вожди, считался американцами «некогда лучшей резиденцией в Москве». Одним из основных элементов здания был швейцар, который стал известен как Пажалста. Это приблизительная транслитерация русского эквивалента слов «пожалуйста» или «не за что», выражений, которые он обычно использовал, открывая входную дверь или предлагая множество услуг, которые, как ему приписывают, он оказал, таких как развешивание вашего пальто, приготовление ванны, закуривание, чистка обуви и призыв к утреннему пробуждению без горна.
Пажалста, чье настоящее имя было Григорий, или Грегори, описан в статье «Досье российского подразделения» как «сморщенный и согнутый за годы службы. У него нечесаная седая борода, и он всегда носит черную каракулевую шапку, как в помещении, так и на улице. Он носит очки с большими круглыми стеклами, которые придают его глазам вид широко раскрытого взгляда. В целом он наводит на мысль о ощипанном цыпленке или наполовину оперившейся птице». Один житель Pink House решил научить его нескольким английским фразам, которые он произносил с большой обдуманностью— «Я… старый… парень. Я… хороший... спорт» — и расплылся в широкой улыбке. Можно догадаться, что у Пажалсты не было привычки выполнять это лингвистическое упражнение после того, как АРА найтхаукс разбудил его ото сна ранним утром.
Таким образом, московские американцы — всего около пятидесяти человек к лету 1922 года, не считая журналистов и случайных гостей из-за рубежа — были в хорошем положении для развлечения. И, как оказалось для того, чтобы их развлекали. Действительно, некоторые из самых выдающихся артистов Москвы приехали выступить перед благотворителями и, в свою очередь, быть очарованными и угощенными ими, в то время как более официальные мероприятия обычно проводятся в большом бальном зале Pink House. Как правило, американцы устраивали званые обеды, на которых присутствовали местные русские, в основном женщины, в основном клерки АРА, бухгалтеры и переводчики, все жаждущие хорошо приготовленной еды и возможности оживить воспоминания о старых добрых временах.
В отчетах двух американских журналистов эти вечера довольно скромно называются «танцевальными вечеринками» и «маленькими танцами». Танец, на самом деле, был неотъемлемой частью мероприятия. Американский журналист Халлингер заметил, что из-за блокады новейшие танцы не попали в Россию, хотя слухи о них распространились так, что к 1921 году «у каждой девушки в Москве была одна большая социальная цель — научиться фокстроту». Таким образом, когда АРА приехала в город со своим штатом из примерно пятидесяти мальчиков из колледжа фокстрота… то обнаружила, что целый город ждет ее прибытия. А в свободное время эти молодые филантропы могли бы легко занять себя (и многие так и делали), знакомя балерин или принцесс, в зависимости от обстоятельств, с мистическими шагами и ритмом Бродвея. В течение года фокстрот стал неотъемлемой частью медленно возрождающейся увеселительной жизни Москвы.
Это доброжелательное описание могло появиться на страницах светской хроники у нас на родине, в отличие от большей части свидетельств самих видных филантропов.
Похоже, что между домами персонала существовало своего рода негласное соревнование за проведение лучших вечеринок. Какое именно сочетание женщин, алкоголя, танцев и живых талантов обеспечило успешный вечер, трудно оценить по описаниям АРА morning-after, которые пострадали от воздействия алкоголя. В этих смутных воспоминаниях алкоголь и женщины обычно сливаются воедино. Эллингстон в одном из своих нескольких вкладов в жанр описывает «великолепный Bluehouse Blow, который был очень влажным и очень волнующим и — по прошествии девяти месяцев — по всей вероятности, очень плодовитым.... Я полностью намеревался посвятить следующий день работе в офисе, но следующего дня не было, только следующую ночь. Если вы хотите узнать, как складываются три ночи в неделю, приезжайте в Москву». Именно этого события ожидал Флеминг, когда с явным намерением шокировать своих родителей написал: «Рождество здесь будет довольно скучным; вероятно, в «Голубом доме» устроят вечеринку, где почти все будут в напряжении, каким бы шокирующим это ни казалось».
Оглядываясь назад, трудно определить, какая из двух крупнейших кадровых палат, Синяя или Коричневая, заслуживала высших наград в этом соперничестве. Несколько лет спустя информационный бюллетень выпускников АРА в своих «Нестатистических заметках АРА» обошел полемику: он приписал Blue House введение «эпохи джаза для куколки русского
