Шрифт:
Закладка:
– И куда же она поедет, скажи на милость? Где у нас ним не растет? Хочешь выслать ее за границу? – кипятился Махеш Капур.
– Ну, может, куда-нибудь на юг, баоджи… Или в горы.
– Не глупи. Кто о ней там позаботится? Или прикажешь мне бросить работу?
На этот вопрос не могло быть однозначного ответа. Хвори и недуги близких Махеша Капура не волновали. Перед родами жены он всякий раз исчезал из города, потому что терпеть не мог «бардака и суеты».
В последнее время состояние госпожи Капур сильно ухудшилось из-за тревог, вызванных увлечением Мана куртизанкой Саидой-бай и тем, что ее сын шатается без дела по Брахмпуру, когда в Варанаси его ждут работа и прочие обязательства. Родители невесты недавно намекнули через родственника, что пора бы назначить дату свадьбы. Госпожа Капур стала умолять Прана образумить младшего брата, однако ему это было не под силу. «Он слушает только Вину, – сказал Пран, – а потом все равно идет и делает все по-своему». Но мать так жалобно упрашивала, что в конце концов он согласился поговорить с Маном. И откладывал эту беседу уже несколько дней.
Ладно, подумал Пран, сегодня я с ним поговорю. Заодно наведаюсь в Прем-Нивас.
Идти пешком было слишком жарко, поэтому поехали на тонге. Савита молча – и весьма загадочно, думал Пран, – улыбалась. На самом деле она просто радовалась предстоящей встрече со свекровью, которую очень любила: приятно будет поболтать с ней о нимах, стервятниках, газоне и лилиях.
Когда они приехали в Прем-Нивас, выяснилось, что Ман до сих пор спит. Оставив Савиту с матерью, которая выглядела чуть лучше, чем раньше, Пран отправился будить брата. Ман лежал в кровати, зарывшись головой в подушки. Под потолком крутился вентилятор, но в спальне все равно было жарко.
– Вставай! Вставай! – сказал Пран.
– Ох, – протянул Ман, загораживаясь от яркого солнца.
– Вставай. Надо поговорить.
– Что? Ох… Зачем? Ладно, погоди, умоюсь.
Ман встал, тряхнул головой, внимательно изучил себя в зеркале, отвесил самому себе уважительный адаб, пока брат не видел, затем побрызгал на лицо водой из крана и вновь улегся в постель, но на сей раз на спину.
– Кто тебя подослал? – сказал Ман. Тут он вспомнил свой сон и с сожалением проговорил: – Эх, а что мне снилось! Я гулял возле Барсат-Махала с молодой женщиной… не такой уж молодой, вообще-то, но без морщин…
Пран расплылся в улыбке. Ман слегка обиделся.
– Что, совсем неинтересно? – спросил он.
– Нет.
– Ладно, зачем пришел, Бхай-сахиб? Садись-ка на кровать, тут гораздо удобнее. Ах да, – припомнил он, – ты хотел со мной поговорить. Кто тебя подослал?
– А что, обязательно кто-то должен подослать?
– Да. Обычно от тебя братских наставлений не дождешься, а сейчас по лицу видно: наставлять меня пришел. Ладно, ладно, валяй. Чую, разговор будет про Саиду-бай.
– Совершенно верно.
– Ну что я могу сказать в свое оправдание? – воскликнул Ман, глядя на брата смешливо и при этом по-собачьи жалобно. – Я по уши в нее втрескался. Понятия не имею, взаимно или нет.
– Ну и болван же ты! – с любовью произнес Пран.
– Не смейся надо мной, это невыносимо! Я в печали, – сказал Ман, сознательно и планомерно загоняя себя в любовную тоску. – Никто мне не верит. Фироз и тот говорит…
– И он прав. Никакой печали я не вижу. Вот скажи, ты действительно думаешь, что такая женщина способна на искренние чувства?
– А почему нет?
Он вспомнил минувший вечер, проведенный в объятиях Саиды-бай, и вновь ощутил смутный любовный зуд.
– Потому что это ее работа. Не влюбляться. Если она тебя полюбит, это напрямую отразится на ее доходах – и репутации! Нельзя ей никого любить. Женщина она разумная, это тебе любой скажет, кто ее видел. А я видел ее целых три Холи подряд.
– Ты плохо ее знаешь, Пран! – с жаром воскликнул Ман.
Уже второй раз за последние несколько часов Прану говорили, что он плохо знает людей, и на сей раз это задело его за живое.
– Слушай, Ман, хватит валять дурака. Таких женщин с детства учат обольщать легковерных мужчин, изображая любовь, – от этого у них пустеют головы и кошельки. Ты ведь в курсе, чем промышляет Саида-бай.
Ман лишь перевернулся на живот и зарылся лицом в подушку.
Подобные серьезные разговоры с братом-идиотом всегда давались Прану непросто. «Ладно, свой долг я исполнил, – подумал он. – Если начну талдычить – добьюсь обратного эффекта, а аммаджи это не нужно».
Он взъерошил брату волосы и спросил:
– Ман… у тебя проблемы с деньгами?
Ман ответил сквозь подушку:
– Ну да, непросто сейчас… Ты не подумай, я Саиде не клиент, но с пустыми руками как-то стыдно приходить. Подарки ей ношу. Ты ж понимаешь.
Пран промолчал. Нет, он не понимал.
– Надеюсь, ты не тратишь деньги, отложенные на развитие дела в Брахмпуре? Знаешь ведь, как баоджи отреагирует…
– Не трачу, – буркнул Ман и нахмурился; он снова лежал на спине и глазел на потолочный вентилятор. – Между прочим, на днях он меня уже распекал. Но против Саиды-бай отец ничего не имеет, точно тебе говорю. В конце концов, он и сам в юности был живчик… К тому же она выступает в Прем-Нивасе по его приглашению.
Пран молчал. Он был уверен, что отец крайне недоволен происходящим.
Ман продолжал:
– А несколько дней назад я попросил у него денег – на то, на се, – и он мне дал довольно крупную сумму.
Пран вспомнил, что его отец порой щедро откупался от тех, кто заставал его за работой над каким-нибудь законопроектом или другим важным делом, – лишь бы ему не мешали.
– Так что проблем я не вижу, – сказал Ман, а потом, радуясь, что вопрос исчерпан, спросил: – Где моя прелестная бхабхи? Лучше бы она меня ругала, честное слово.
– Она внизу.
– Тоже злится?
– Да я не то чтобы злюсь, Ман, – вздохнул Пран. – Ладно, одевайся, пойдем вниз. Она хочет тебя повидать.
– Как у тебя дела на работе?
Правой рукой Пран сделал жест, означавший то же, что и пожатие плечами.
– Ладно, спрошу иначе: профессор Мишра все еще бесится?
Пран нахмурился:
– Он не из тех, кто быстро забывает подвиги вроде твоего. Знаешь, учись ты у нас, за такую проделку мне, как члену комиссии по социальному обеспечению, пришлось бы настоять на твоем отчислении.
– Похоже, твои студенты знают толк в развлечениях, – одобрительно сказал Ман, а потом просиял и добавил: – Знаешь,
