– Знаешь, мне не очень-то и хочется учить урду, – проговорил Ман, успев сто раз выругать себя за бездумный энтузиазм.

Лишние обязанности ему сейчас ни к чему. Да он и не ожидал, что их шутливая болтовня примет серьезный оборот. Ман частенько позволял себе высказывания в духе: «Надо научиться играть в поло» (это он говорил Фирозу, которому нравилось знакомить друзей со вкусами и любимыми забавами своей семьи), или: «Пора мне уже остепениться» (Вине, единственной в семье, кто имел на него хоть какое-то влияние), или даже: «Впредь я отказываюсь давать китам уроки плаванья» (Прану, считавшему подобные реплики проявлением неуместного легкомыслия). Однако эти обещания он давал себе лишь в том случае, если выполнять их пришлось бы очень не скоро или не пришлось бы вовсе.

К тому времени молодой учитель арабского уже стоял за дверью. Он немного мялся и, по всей видимости, не одобрял того, что видел. Поприветствовав всю компанию, он стал молча ждать распоряжений или объяснений от хозяйки.

– Рашид, согласишься давать моему юному другу уроки урду? – сразу перешла к делу Саида-бай.

Молодой человек нерешительно кивнул.

– Условия будут те же, что и с Тасним, – сказала Саида-бай, считавшая, что практические вопросы лучше прояснять сразу.

– Меня это устраивает, – ответил Рашид с некоторым недовольством в голосе, как будто еще сердился, что ему помешали вести урок. – А как зовут джентльмена?

– Ах да, прости, – сказала Саида-бай. – Это Даг-сахиб, пока известный миру под именем Ман Капур. Он сын министра Махеша Капура. А его старший брат преподает в университете, где ты учишься.

Молодой человек сосредоточенно нахмурился, затем, обратив на Мана пристальный взгляд, сказал:

– Для меня большая честь давать уроки сыну Махеша Капура. Боюсь, сегодня для занятий уже поздновато, но завтра я наверняка смогу найти для вас время. Когда вы свободны?

– Ах, он свободен весь день, – с нежной улыбкой ответила Саида-бай. – Времени у Дага-сахиба хоть отбавляй.

6.5

Однажды уставшего от проверки экзаменационных работ и крепко уснувшего Прана разбудил резкий толчок в спину. Он обернулся и увидел, что Савита спит и во сне обнимает его сзади.

– Савита, Савита, малыш меня пнул! – Взбудораженный Пран принялся трясти ее за плечо.

Савита с трудом приоткрыла один глаз, почувствовала рядом родное худощавое тело мужа, улыбнулась в темноте и тут же заснула.

– Спишь? – спросил Пран.

– Ммм, – ответила Савита.

– Он правда это сделал! – не унимался ее муж. – Могла бы и поживее отреагировать, в конце концов!

– Кто «он»?

– Малыш!

– Какой еще малыш?

– Да наш, наш!

– И что он сделал?

– Пнул меня.

Савита осторожно села, поцеловала мужа в лоб, как ребенка, и ласково обняла.

– Ну что ты, он не мог. Тебе приснилось. Спи давай. Я тоже буду спать. И малыш.

– Да он в самом деле меня пнул! – с легкой досадой воскликнул Пран.

– Не мог он. Я почувствовала бы.

– А вот и мог. Ты, наверное, привыкла и уже ничего не чувствуешь. Да и спишь очень крепко. Он пнул меня прямо через живот, клянусь! Разбудил меня, – твердо стоял на своем Пран.

– Ой, ну ладно, будь по-твоему, – сказала Савита. – Наверное, он почувствовал, что тебе снится плохой сон про всякие хиазмы и ана… как их там?

– Анаколуфы.

– Да. А мне снился хороший сон, вот малыш и не захотел меня будить.

– Какой добрый.

– Конечно, он же наш, – сказала Савита и еще разок обняла мужа.

Они немного помолчали. Когда Пран уже засыпал, Савита сказала:

– Он у нас такой силач.

– Правда? – сонно переспросил Пран.

Савита к тому времени окончательно проснулась и не собиралась прерывать разговор.

– Думаешь, он вырастет таким же, как Ман?

– Он?

– Я чувствую, что это мальчик, – убежденно сказала Савита.

– Таким же, как Ман, – это каким?

Пран вдруг вспомнил, что мать просила его образумить брата, особенно насчет Саиды-бай, которую она называла исключительно «вох» – «эта».

– Красивым и легкомысленным?

– Может быть, – ответил Пран, думая совершенно о другом.

– Или интеллектуалом, как папа?

– Вполне может быть, – сказал ее муж, снова вовлекаясь в беседу. – Не самый плохой вариант. Бывает и хуже. Надеюсь, только астму не унаследует.

– А может, ему достанется характер моего деда?

– Нет… пинался он не злобно. Просто сообщал: мол, я тут, время два часа утра, все хорошо. А может, как ты говоришь, хотел прервать дурной сон.

– Или он вырастет напористым, бравым и при этом утонченным, как Арун.

– Прости, Савита, – сказал Пран, – если он станет похожим на твоего брата, я от него отрекусь. Хотя он первым от нас отречется, конечно. Если он пошел в Аруна, он уже сейчас сидит там и думает: «Ох, какое ужасное обслуживание! Надо поговорить с менеджером, чтобы вовремя подавали питание. И пусть наконец отрегулируют температуру амниотической жидкости в этом бассейне, как принято во всех уважающих себя пятизвездочных матках. Впрочем, чего еще ждать от Индии? В этой чертовой стране никто не работает как положено. Народ надо держать в ежовых рукавицах». Может, поэтому он меня и пнул.

Савита засмеялась:

– Ты плохо знаешь Аруна.

Пран только хмыкнул.

– А может, он пойдет в женщин нашей семьи? – продолжала Савита. – В мою маму или в твою? – Эта мысль ей понравилась.

Пран нахмурился: очень уж утомительно было среди ночи выслушивать фантазии жены.

– Налить тебе водички? – предложил он.

– Нет… хотя да, налей, пожалуйста.

Пран сел, кашлянул, повернулся к тумбочке, включил настольную лампу и налил из термоса стакан прохладной воды.

– Вот, милая, – сказал он, глядя на нее с любовью и некоторой печалью во взгляде. Какая она красивая, как чудесно было бы сейчас заняться с ней любовью…

– Что-то ты погрустнел, Пран, – сказала Савита.

Ее муж улыбнулся и провел рукой по лбу:

– Все хорошо.

– Я за тебя волнуюсь.

– А я нет, – соврал Пран.

– Тебе надо больше дышать свежим воздухом и меньше нагружать легкие. Лучше бы ты был писателем, а не лектором. – Савита стала медленно пить, наслаждаясь прохладой воды в жаркую ночь.

– Спасибо, – сказал Пран, – ты тоже могла бы почаще гулять. Беременным это полезно.

– Знаю. – Она зевнула. – Читала в книжке, которую мама дала.

– Ну, спокойной ночи, дорогая. Давай сюда стакан.

Он выключил свет и полежал немного в темноте с закрытыми глазами. «Никогда не думал, что буду так счастлив, – мысленно сказал он себе. – Все время спрашиваю себя: неужели я счастлив? И даже этот вопрос не делает меня несчастнее. Но надолго ли это? Теперь мои никчемные легкие могут навредить не