ли ему было совестно, то ли мешал досадный и очевидный факт, что одобренный законопроект, пусть даже разработанный им без всякого злого умысла в отношении наваба-сахиба, неизбежно ущемит интересы последнего, как ущемил их полицейский налет по приказу министра внутренних дел.

Время шло, а случившееся все не давало ему покоя. Надо скорее проведать друга, подумал Махеш Капур, сколько можно тянуть?

6.12

Однако тем утром у него возникли другие неотложные дела. На верандах Прем-Ниваса скопилось немало людей – как из его собственного избирательного округа в Старом городе, так и из других мест. Некоторые уже бродили по двору и пробирались в сад. Личный секретарь и помощники Махеша Капура прилагали все усилия для сдерживания и распределения потока посетителей, желавших попасть в тесный домашний кабинет министра по налогам и сборам.

Махеш Капур сидел за письменным столом в углу кабинета. Две узкие скамьи вдоль стен были заняты самыми разными людьми: фермерами, торговцами, мелкими политиками – словом, просителями всех мастей. На стуле напротив Махеша Капура сидел пожилой учитель. Он был моложе министра, но выглядел куда старше: сказывались годы тяжелого труда и забот. Он с юных лет боролся за независимость Индии и оттого значительную часть жизни провел в тюрьме; его семья обнищала; в 1921 году он получил степень бакалавра искусств – в ту пору с такой квалификацией он мог многого добиться и занимать сейчас высокую должность в правительстве, но в конце двадцатых бросил все, чтобы пойти за Гандиджи. Идеалистические убеждения стоили ему очень дорого. Пока он сидел в тюрьме, его жена, оставшись без поддержки, умерла от туберкулеза, а дети искали пропитание на помойках и жили на грани голодной смерти. Потом Индия получила независимость, – казалось бы, он не зря принес столько жертв, и светлое будущее, за которое он так самозабвенно боролся, уже близко. Однако его ждало горькое разочарование. Он увидел, как коррупционеры накинулись на систему распределения продовольствия и систему правительственных контрактов с прожорливостью, какой не могли похвастаться даже британцы. Полиция открыто вымогала деньги у народа. Хуже того, местные политики, члены местных партийных комитетов, работали в сговоре с коррумпированными чиновниками. Когда старик от имени жителей своего района обратился к главному министру С. С. Шарме с жалобой на определенных высокопоставленных лиц и просьбой принять меры, тот лишь устало улыбнулся и сказал ему: «Мастерджи, ваш труд учителя – святой труд! А политиков можно сравнить с шахтерами. Разве мы виним шахтеров за то, что их лица и руки черны?»

Старик пришел теперь к Махешу Капуру, дабы убедить его, что члены партии Конгресса заботятся только о своих интересах и так же, как британцы, ущемляют права простого народа.

– Ума не приложу, что же вы, уважаемый Капур-сахиб, до сих пор делаете в этой партии? – сказал он на хинди с аллахабадским, не брахмпурским акцентом. – Вам давно пора уходить!

Старик знал, что его прекрасно слышат все присутствующие, но это его не смущало. Махеш Капур посмотрел ему прямо в глаза и сказал:

– Мастерджи, времена Гандиджи давно прошли. Я видел его в зените карьеры и видел, как он растерял влияние, – предотвратить раздел страны ему так и не удалось. Однако он был мудр и понимал, что его власть и дар вдохновителя не абсолютны. Как-то раз он сказал, что вся магия была не в нем, а в сложившийся ситуации.

Старик помолчал, едва заметно жуя губами, а потом задал вопрос:

– Министр-сахиб, что вы хотите сказать?

Перемена в его тоне и уважительном обращении не ушли от внимания Махеша Капура. Ему стало неловко за уклончивый ответ.

– Мастерджи, – продолжил он, – я, конечно, пережил немало страданий и невзгод на своем веку, но вы страдали больше. И поверьте, меня тоже печалит происходящее. Но я боюсь, что снаружи, за пределами партии, смогу сделать еще меньше, чем изнутри.

Старик едва ли не себе под нос пробормотал:

– Гандиджи правильно предсказывал судьбу Конгресса после их прихода к власти. Поэтому он и считал, что партию необходимо распустить, а все ее члены должны посвятить жизнь общественной деятельности.

Махеш Капур не стушевался и ответил просто:

– Сделай мы так, в стране воцарилась бы анархия. Долгом тех из нас, кто в конце тридцатых имел какой-никакой опыт в управлении провинциями, было сохранить работу административных органов. Вы правильно описываете то, что сейчас происходит в стране. А ведь раньше в политике денег не было. Вы сами сидели в тюрьме, ваши дети голодали. Теперь в политике есть деньги, и, разумеется, в игру полезли любители легкой наживы. Все очень просто: уйдем мы – придут они. Взгляните на этих людей. – Он обвел рукой сидевших в кабинете и разгуливающих по двору и продолжал уже тише, так, чтобы его слова доходили лишь до ушей старика: – Вы не представляете, сколько здесь тех, кто пришел выпрашивать у меня местечко в партийном списке на предстоящих выборах. Вы не хуже меня знаете, что во времена Британской Индии все было иначе: предложи я им такое счастье, они тут же задали бы стрекача!

– Так я и не предлагаю вам уходить из политики, Капур-сахиб, – сказал старик. – Помогите создать новую партию! Пандит Неру считает, что ему не место в Конгрессе, это все знают. Он возмущен тем, какими путями Тандонджи хочет попасть в президенты. Пандитджи почти утратил власть, это тоже всем известно. Как и то, что он очень высокого мнения о вас, Капур-сахиб. Думаю, ваш долг – поехать в Дели и уговорить его покинуть Конгресс. Если пандит Неру и другие недовольные образуют новый союз, у вас будет хороший шанс победить на следующих выборах. Я в это верю, – если б не верил, давно уже впал бы в полное отчаяние.

Махеш Капур кивнул и сказал:

– Я хорошенько обдумаю ваши слова, мастерджи. Не буду вас обманывать и утверждать, будто такая мысль не приходила прежде мне в голову. Но к любым переменам нужно подходить с умом, тщательно рассчитав время, и я попрошу вас удовольствоваться этим ответом.

Старик кивнул, встал и ушел – с выражением неприкрытого разочарования на лице.

6.13

В тот день Махешу Капуру пришлось поговорить со многими – кто-то подходил по одному, другие парами или небольшими группами, а третьи – целыми толпами. С кухни приносили чашки с чаем и уносили их обратно пустыми. Начался и закончился обед, а голодный, но полный сил министр-сахиб все работал и работал. Жена послала за ним слугу, однако Махеш Капур лишь раздраженно от него отмахнулся. Ей бы и в голову не пришло поесть первой, до мужа, однако