нарушен врагом, более хитрым, чем он сам. Это и была основная причина его депрессии в начале войны. Это было его огромной политической ошибкой. Но он никогда не признавал своих ошибок. Он всегда находил других виновных».

Через месяц после начала войны первым из советских военачальников расстреляли Героя Советского Союза генерала Дмитрия Григорьевича Павлова и его командиров, которые руководили Западным фронтом. По заведенной традиции их били до тех пор, пока они ни признались в военном заговоре против Сталина. В своем последнем слове на скоротечном суде генерал заявил: «Мы в данное время сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступления в период военных действий, а потому, что недостаточно готовились в мирное время к этой войне». Поскребышеву Сталин сказал: «Я одобряю приговор, но скажи Ульриху, пускай он выбросит весь этот хлам о “заговоре”. Никаких апелляций. Потом сообщите обо всем фронтам».

Сталин стал прежним Сталиным. В сентябре и октябре он приказал расстрелять 170 политических заключенных, уцелевших в ходе судебных процессов 30-х годов, и без суда 4 генералов. Репрессивная машина потом не останавливалась до конца войны. Как считает Дмитрий Волкогонов: «В минувшей войне военные репрессии по отношению к собственным военнослужащим явились террористическим способом компенсации Сталиным своих крупных и непростительных стратегических ошибок в политической и военной областях».

Роль Сталина как организатора нашей победы в Великой Отечественной войне неоспорима. Однако наивно полагать, что за спиной наших талантливых генералов он стал непревзойденным военным гением. Наверное, лучше других о военных заслугах Сталина мог сказать только Г.К. Жуков. Его взгляд на Сталина, сложившийся в ходе войны, представляет особую ценность, потому что он опирается на огромный четырехлетний опыт совместной работы. «Профессиональные военные знания у Сталина были недостаточными не только в начале войны, но и до самого ее конца. Однако в большинстве случаев ему нельзя было отказать ни в уме, ни в здравом смысле, ни в понимании обстановки. Анализируя историю войны, надо в каждом конкретном случае по справедливости разбираться в том, как это было. На его совести есть такие приказания и настояния, упорные, невзирая ни на какие возражения, которые плохо и вредно сказывались на деле. Но большинство его приказаний и распоряжений были правильными и справедливыми».

Победа задумывается в штабах, а выигрывается на полях сражений. Ценой жизни простых солдат. Для Сталина они всегда сливались в безликую массу. Народ. У него совершенно отсутствовало представление о ценности чужой человеческой жизни. Ему были неведомы страдания других людей. Поэтому некоторые историки склонны проводить параллели между Гитлером и Сталиным.

Есть описание такого разговора Сталина с Черчиллем времен окончания войны, который состоялся на обеде в советском посольстве. «Именно здесь Сталин предложил ликвидировать 50 000 немецких офицеров – ядро военной мощи Германии – как единственный путь к ее уничтожению».

Черчилль встал из-за стола, заметив, что ни он, ни английский народ не будут иметь ничего общего с массовыми казнями. Когда Сталин настойчиво повторил: «Пятьдесят тысяч должны быть расстреляны», Черчилль в негодовании вышел из комнаты. Тут же за ним последовал Сталин, который положил ему руки на плечи, заверив, что пошутил, и уговорил его вернуться. Черчилль добавляет: «Сталин, когда считает это необходимым, может быть очень обаятельным, и я никогда не видел, чтобы он так старался, как в тот момент, тем не менее я тогда не был убежден, как не убежден и сейчас, что все это была игра, за которой не стояло ничего серьезного».

Черчилль понял бы истинную цену этой кровавой шутке Сталина, если бы знал тогда, что случилось в Катыни, где были уничтожены польские военнопленные. Цель этой акции имела ту же задачу – желание Сталина разрушить фундамент, на котором впоследствии могла возродиться польская государственность, подорвать основы польской нации.

Еще 7 сентября 1939 года в разговоре с генеральным секретарем Коминтерна Г. Дмитровым Сталин сказал: «Уничтожение этого государства в нынешних условиях означало бы одним буржуазным государством меньше! Что плохого было бы, если бы в результате разгрома Польши мы распространили социалистическую систему на новые территории и население».

Говоря о Катыни, нельзя забывать не только о боли и страданиях семей расстрелянных поляков. Нельзя забывать о ране, нанесенной целому государству, потерявшему значительную часть офицерского состава и интеллектуальной элиты. Как написал польский академик Ч. Мадайчик… «моральное и юридическое осуждение сталинского террора по отношению к польским офицерам-военнопленным, квалифицированного международным правом как преступление против человечества, нельзя оправдать военной необходимостью».

В «Краткой биографии Иосифа Виссарионовича Сталина», изданной в 1947 году, был подведен итог его блестящей военной деятельности в годы Гражданской войны: «Полководец революции застал на фронте толчею, растерянность, отсутствие стратегического плана. Прогнав из штаба обанкротившихся ставленников Троцкого и потребовав полного невмешательства Троцкого в дела фронта, Сталин отбросил преступный старый план прорыва деникинского фронта от Волги (Царицына) на Новороссийск и составил свой план борьбы, гениально разрешавший задачу».

На самом же деле, как доподлинно установили военные историки, все обстояло иначе. «Царицынскую эпопею» на потребу Сталина сочинил Ворошилов. В огне сражений Гражданской войны победу добывали совсем другие люди.

Теперь Сталину потребовалось переписать историю Великой Отечественной войны. Он постоянно искал различные идеологические возможности для своей реабилитации. Известный военный историк К.Томан об этом написал так: «В разное время на передний план выдвигались то вероломство и внезапность нападения фашистской Германии, то нехватка боевой техники, то несостоятельность военачальников старого закала, то неопытность армии, то отсутствие в ней дисциплины и порядка, то промедление союзников с открытием второго фронта, то такая “историческая закономерность”, как наличие “агрессивных наций” и “миролюбивых наций”. Не вдаваясь здесь в разбор и оценку всех этих версий, так как это особая тема, требующая специального освещения, скажу только, что, перебирая одну причину за другой, не боясь впадать в противоречия, Сталин на протяжении всей войны добивался одного: чтобы в сознание народа не могла проникнуть мысль об ошибках в подготовке и ведении войны, о его личной ответственности за трагедию поражений».

«Краткую биографию И.В. Сталина», изданную в 1949 году, он редактировал сам.

«Товарищ Сталин развил дальше передовую советскую военную науку. Товарищ Сталин разработал положение о постоянно действующих факторах, решающих судьбу войны, об активной обороне и законах контрнаступления и наступления, о взаимодействии родов войск и боевой техники в современных условиях войны, о роли больших масс танков и авиации в современной войне, об артиллерии как самом могучем роде войск. На разных этапах войны сталинский гений находил правильные решения, полностью учитывающие особенности обстановки.

Сталинское военное искусство проявлялось как в обороне, так и в наступлении. По указанию товарища Сталина активная оборона советских войск сочеталась с подготовкой контрнаступления».

«Парад Победы. Сюда, на Красную площадь, принесла Советская армия знамена разбитых и уничтоженных ею немецко-фашистских армий и дивизий. Эти знамена были брошены к ногам победившего советского народа, к подножию ленинского Мавзолея, на трибуне которого стоял Великий Полководец Сталин».

Об этом моменте есть такое воспоминание Г.К. Жукова: «В конце войны в нем как отрицательная черта заметна стала некоторая ревность, стало чаще и яснее чувствоваться, что ему хочется, чтобы все победы и успехи были связаны с ним и что он ревнует к высоким оценкам тех или иных действий тех или иных командующих. Я, например, остро почувствовал это на Параде Победы, когда меня там приветствовали и кричали мне “ура”, – ему это не понравилось; я видел,