– Меня откуда знаешь?

– Так вас в Липовце все знают. Вы на низ идёте, пока река не стала. Возьмите нас, дяденька, я денежки сберёг, сполна заплачу.

Тем временем до них добрела Арлетта. Привела за руку Леля в платочке, в сарафанчике, торчащем из-под полушубка. Встала позади, поглядела жалобно. Рядом, с таким видом, будто его тут вовсе нет, уселся Фиделио.

– Обычная цена – пять серебряных с человека. С кормёжкой.

– И собачка бесплатно, – нежным голосом, стараясь не хрипеть, добавила Арлетта.

Эжен не знал, хватит ли в его кошеле денег, но немедленно согласился. И за собачку обещал приплатить.

– С рассветом отплываем, – порадовал их довольный Коваль. Хорошо ему, и совесть чиста, вроде детям помог, и выгода не упущена.

– Так мы это… пойдём? – осторожно поинтересовался Эжен, мечтавший оказаться на борту «Шалуньи», чёрной речной водой отгородиться от всех бед и опасностей.

И были шаткие сходни, низко сидящий борт, весь в угольной пыли, потому что «Шалунья» везла особенный чистый уголь для Ковалёвой кузни. Был угол под палубным настилом, в тесном трюме, который Арлетта живо застелила плащом и одеялами, тихий плеск воды и сон. Во сне Эжен из последних сил бежал по лесу, уверенный, что всех остальных уже схватили, но, проснувшись, увидел всё то же: дощатые стенки, плеск воды, угольная пыль на всём, запах перегара и ядрёного мужского пота. Арлетта, Лель и Фиделио спали, обнявшись. Эжен подумал было, что канатную плясунью лучше не трогать, не цепляться за неё так отчаянно, дать покой, но в конце концов махнул рукой и выполз на палубу. Поставили парус, «Шалунья» ходко шла вниз по течению. От опасных Больших Костоломов не осталось и следа. Тянулся берег то с кустами, то с открытыми косогорами, то с редким унылым лесом. Дальний лес был серым, ближний чёрным, заснеженный берег белым, и только вода менялась, отражая светлые края облаков и голубые промоины в небесах.

Глава 8

– Смотрите! Во-от! Вот это Длинный Марк, самая высокая башня. А вот эта, вон, торчит как драконий зуб, – это Воронья. Её ещё до войны забросили. А вон там, где вроде дыра в стене, там была Толстая Берта, но её во время последней осады взорвали.

Эжен стоял у низкого борта, и любимый Липовец неспешно разворачивался перед ним во всей красе своих садов, башен и шпилей, тянувшихся к небу на фоне позднего предзимнего рассвета.

– Вон тот шпиль с рыцарем на верхушке – это ратуша. За деревьями фигурные крыши с флюгерами – это особняки на Горе. А там дворец наместника, только его не видно, потому что кругом Сады. Это парк такой. Дубы, липы столетние. Только башня Безумной Анны торчит. Видите, да?

Арлетта, Лель и Фиделио стояли рядом и молча слушали. Фиделио, положив печальную морду на борт, мечтал о твёрдой земле. Лель, распахнув свои чёрные очи, с восторгом разглядывал холодное ярко-алое небо, чёрные иглы шпилей и флюгера. Арлетте было всё равно. Должно быть, так и не поправилась. Хотя нет, всё-таки на своих ногах стоит. Сначала-то лежала, забившись в угол, кашляла, затыкая рот углом одеяла, чтобы Ковалёвы ватажники не услышали и не выгнали, боясь заразы. Потом ей вроде полегчало. Хотя как могло полегчать в сырой духоте и вечном шуме тесного трюма «Шалуньи», без лекарств, тёплого питья и хорошей еды, Эжен не понимал. Должно быть, только шпильманы так могут. Вот и Арлетта смогла. Кашлять перестала, окрепла немного, но так и просидела весь путь в углу в обнимку с любимым псом. И на всё один ответ:

– Не трогайте меня. Я устала.

Эжен сначала боялся, что ватажники будут к ней приставать. Даже защищать готовился, ножик под рукой держал, хотя что надо делать с этим ножиком, представлял не очень отчётливо. Но обошлось. То ли мужики в команде подобрались солидные, то ли Арлетта на девицу, к которой стоит приставать, была совсем не похожа. Так, топорщится в углу некая неведома зверюшка.

Ватажники спали в выгороженной под жильё малой части трюма посменно, да когда-никогда спускались погреться. Были они хмурые, усталые, дурных шуток не отпускали, лишних вопросов не задавали.

Осенних бурь в этом году не случилось. Зима наступала тихо, то быстро тающим тёплым снегом, то лёгким нестрашным морозцем. Лодья двигалась плавно, иногда на вёслах, но чаще под парусом. За две недели пути так и не покачало ни разу.

Коваль после Больших Костоломов почти нигде не причаливал. Он умел как-то узнавать путь и днём, и ночью, по очертаниям тёмных берегов да по шуму воды. Вертец, где беглого принца могли поджидать, карауля дорогу из фряжских земель, миновали как раз ночью, так что с берега, наверное, и не видели плывущей лодьи. Скучное вышло путешествие. Скучное, но спокойное.

И вот теперь Эжен стоял, цепляясь за скользкий, обледеневший борт, глядел на Липовец и сам не знал, рад прибытию или нет. Плыть было хорошо, а теперь опять придётся что-то делать, снова что-то решать. Там, на берегу, ниже прекрасных шпилей и башен, речной порт, посещать который ребёнку из приличной семьи было запрещено раз и навсегда, и страшные Норы, куда он и сам не пошёл бы, даже если бы позволяли.

К счастью, «Шалунья» встала у собственного причала Ковалей, чистого и прочного. Уголь споро принялись сгружать на подводы, и Коваль младший сам предложил подвезти злосчастных путешественников до переулка, где располагались всем известные мастерские. Очевидно, тоже считал, что приличным детям по Норам гулять не следует.

– А до Слободки и сами доберётесь, – напутствовал он. Эжен хотел удивиться, зачем им в Слободку, но, к счастью, вспомнил, что поселил там своё вымышленное семейство. Так что по порту проехались на подводе, наверх свернули у Каменного моста, слезли у поворота в Ковальский тупик и двинулись дальше вверх по длинной прямой Либавской.

Эжен жадно оглядывался по сторонам. Ведь больше года не был. Тосковал ужасно. Вроде народу на улице стало побольше. На углу Стоокой и Либавской открылась новая кондитерская лавка с большущими окнами. Глаз радовали роскошные торты с кремовыми розами, цукатами и пьяной вишней. В знаменитой модной лавке Петрашей новые болваны в новых шикарных нарядах. Дамы в бальных робах, кавалеры в шёлковых камзолах. Один на господина Ивара почему-то похож. Издали – так просто вылитый. Мостовую починили. Пожарище у дома Ставских разобрали. Вроде строят что-то.

– А куда мы идём? – спросила Арлетта. И Фиделио башкой замотал. Точно, не туда идём, вон же мясная лавка, можно потрошков выпросить, и вообще зря от Нор далеко ушли. Там же бойни, так пахнет, что век бы нюхал.

Эжен споткнулся, замер. И правда, куда? Денег у них одна серебрушка и кучка меди. Куда деваться в разгар