которой не было сил противиться. Теперь пришел мой звездный час. Я это понял и воочию ощутил на себе. Вот почему я пришел к выводу, что обязан обнародовать то немногое, что мы знаем (или думаем, что знаем) об Амадее Вольфганге Моцарте. Зачем? Ответ прост. Я надеюсь, что сумею – пусть даже на мгновение – прервать безумную пляску смерти и лишить её злой колдовской силы, чтобы она не успела поглотить и следующие персонажи этой драмы. Задача осложняется тем, что я сам вовлечен в этот завораживающий процесс и захвачен вихрем страшных танцев.

– Что ты хотел сказать, сын мой? – спросил старец Власий.

– Мне хочется узнать у Вас, как поступать дальше? – сказал я. – И ещё. Отче! прошу одного: благословения на дальнейшее расследование этой запутанной истории, которая получит развитие в связи с публикацией документов о жизни и смерти великого композитора. Благословения этой русско-немецкой Моцартианы.

Старец Власий посмотрел мне в глаза и проговорил:

– Сын мой, благословляю твои праведные поиски истины. Неси же Крест Господний дальше, какие бы тернии и испытания не сопровождали твой нелёгкий путь к правде. Публикуй документы и этот ваш «Русский Моцартеум».

Накануне отлёта из Москвы мне приснился странный сон. Невидимый оркестр исполнял увертюру к опере В. А. Моцарта «Волшебная флейта», а перед глазами проносился видеоряд: Храм Св. Стефана (Вена), Собор Парижской Богоматери (Париж), Тауэр (Лондон) и два черно-белых видеоряда: довоенный неразрушенный Дрезден, Спасская башня Кремля с иконой Спаса Нерукотворного (до прихода большевиков к власти). Послушались волшебные аккорды маэстро из «Sonate facile» («Лёгкая соната») C-dur, а невидимый оператор включил ролики с австрийскими сюжетами XVIII века. Развернулась панорама заштатного городка Зальцбург. Общий вид площади сверху перед домом, где родился Моцарт, и стоявшей рядом Коллежской церковью… Возвращение 14-летнего Моцарта из первого итальянского путешествия, когда в Сикстинской капелле в Риме он, прослушав Miserere Григория Аллегри, без ошибок записал его по памяти. А Папа Римский Климент XIV, расчувствовался и вместо отлучения от церкви пожаловал 8 июля австрийскому вундеркинду орден Золотой Шпоры и титул «кавалера». Возвращение Вольферля домой, игра с любимой собачкой Тризль.

Затем камера выхватила памятник на мнимой могиле маэстро. И крупным планом – локон Моцарта в большой рамке, под стеклом на стене Моцартеума – всё, что осталось от великого композитора…

VII. Действие развивается

«Большинство влиятельных группировок также выступают за федеративное устройство мира. Создание единого центра управления миром является этапным моментом на пути достижения цели теми силами, которые однажды уже правили миром и намереваются прийти к власти вновь».

Энтони Роберте «Боги Тьмы»

Уже стало общим местом утверждать, что Антонио Сальери интриговал против Моцарта; этот факт в моцартоведении никем не оспаривался. Но меньшее внимание уделялось, например, тому обстоятельству, что императорского придворного капельмейстера при постановке «Дон-Жуана» обслуживала так называемая клака, которая с успехом мешала представлению Моцарта улюлюканьем и свистом, срывала спектакль, уничижая автора.

В дальнейшем Сальери воздерживался от подобных подстрекательств клаки, пока Моцарт – после неуспеха «Фигаро» – вновь не стал набирать силу, в то время как творческая потенция тщеславного и заносчивого придворного капельмейстера, желавшего остаться в Вене непревзойденным, неизменно падала.

Опера «Волшебная флейта» ещё только планировалась, а Зюсмайр и Сальери уже сошлись на том, что Моцарта необходимо выключить из музыкальных сфер Вены и империи. Решающим мотивом стала, видимо, сама «Волшебная флейта», и не только из-за неповторимых музыкальных качеств, но потому, что была устремлена к высшим идеалам, поперёк горла стоявшим известным кругам – в основном католической верхушке и некоторым аристократам-патриотам. Коварный и нарциссичный Сальери, близкий к этим кругам (а потому, в известном смысле, имевший право голоса), вспылил в своем неумолимом соперничестве. В ученике Зюсмайре, чьё служение Моцарту доходило тогда до откровенного мазохизма, Сальери нашёл послушного доверенного, который не только подсознательно ненавидел своего патрона, но и считал его соперником в борьбе за благосклонность Констанции, которая в свою очередь пренебрегала своим мужем. Констанция потеряла баланс между удовлетворением страсти и отказом от неё, что в конце концов, и заложило основу ее ненависти к мужу. Сальери и Зюсмайр должны были объединиться, причем содержание и символика «Волшебной флейты» упрощали дальнейшую процедуру. И для того, чтобы – при желании и умении – спихнуть вину на ненавистных Сальери масонов, решено было прибегнуть к элементам масонской символики.

Известно, что 8, 9 и 13 октября Моцарт посетил представление «Волшебной флейты», в последний раз, в сопровождении своего противника Сальери, ибо тот, конечно же, учитывал скорую смерть Моцарта. В конце концов, для эгоцентричного придворного капельмейстера речь шла об окончательном господстве: музыкальном и личном (приводя к краткому идеологическому знаменателю: здесь католицизм – там масонство; здесь немецкая – там итальянская опера).

Когда в страшных конвульсиях умер видный учёный минералолог и масон № 1 Игнац Эдлер фон Борн, который с Моцартом создал либретто «Волшебной флейты». Великий маэстро, поняв, что того отравили, высказывал подозрение, что кто-то, должно быть, покушался и на его жизнь, намереваясь сжить и его. С этого времени Моцарта часто посещало предчувствие смерти, металлический привкус которой он чувствовал во рту. Но кто отравитель, он даже не подозревал. Взялся за это грязное дело скорее всего ученик и секретарь Зюсмайр. Причём, судя по самочувствию композитора, средневековая аптека заработала в начале июля 1791 года, когда маэстро стал получать с едой и питьём в умеренной дозировке яд, который ему был предложен как «символическая порча» – в виде разведенной жидкой соли ртути.

С помощью малой дозировки можно было добиться того, что в начальной стадии болезни проявления её были незаметны. Во время пребывания Моцарта в августе 1791 года в Праге (с Зюсмайром) доза, видимо, была завышена, что привело к непредвиденному усугублению. Этот кризис, однако, был преодолен, но процесс отравления прогрессировал. Моцарт чувствовал себя нездоровым, его стали донимать депрессии. Все это разыгрывалось на фоне таинственных обстоятельств. В июле появился странный посланец в серых одеждах-управляющий Антон Лайтгеб – и по поручению графа Вальзегга цу Штуппах («штупп» при добыче ртути означает неочищенную еще ртуть) заказал Моцарту Реквием, который мастером был принят на свой счёт. Был ли граф вполне сознательно вовлечен в дело, остается только предполагать. Заказ Реквиема, в исполнении которого «серый посланец» упорно торопил композитора, дал Моцарту повод для раздумий, его напугал и сам Антон Лайтгеб, с холодно оценивающим взглядом, узкими губами. Было ли это все случайно? И почему Моцарт мог даже вычислить день своей смерти? Действительно, он подумал о масонской символике. Но, тем не менее, ему