Когда представление земских чинов сейма о воинской повинности поступило в статс-секретариат, министр статс-секретарь барон Шернваль-Валлен просил Государя позволить передать его на рассмотрение сената, а затем на заключение военного министра (14 — 26 марта 1878 г.). Государь разрешил» Проект сейма и заключение сената были затем направлены в Петербург, в комитет по финляндским делам, который для рассмотрения этого дела переехал в Гельсингфорс, где и открыл свои экстренные заседания.

Статс-секретариат, препровождая затем на заключение военного министра сеймовый проект устава с мнением сената, ничего не сообщил графу Милютину о ходатайстве сейма и сената придать некоторым положениям устава значение основных законов края. Факт этот установлен теперь вполне определенно и признан даже чрезвычайным сеймом 1899 года. Следовательно, не все дело по уставу о воинской повинности было сполна препровождено на заключение генерал-адъютанту Милютину: главнейший из возникших на сейме, и поддержанных сенатом, вопросов не был вовсе доведен до его сведения. Вследствие этого, очень важное обстоятельство — о конституционном свойстве одной части будущего военного закона — осталось совершенно неосвещенным с русской государственной точки зрения. Генерал-адъютант Милютин смотрел на устав, как на временное законоположение, вводимое лишь на десять лет, которое может легко быть изменено по указаниям практики. Превращение же одной части устава о вотской повинности в основной закон, т. е. включение его в конституцию Финляндии, совершенно пересоздавало это условие, так как для изменения основного закона правительство должно было получить «согласие» всех четырех сословий сейма. Знай все это граф Милютин, он не мог бы остаться при том убеждении, что нужные перемены легко будут внесены в устав, когда в том явится необходимость. Надо помнит, что уже в 1877 году газета «Helsingfors Dagblad», руководившая общественным мнением, находила, что нельзя установить вопроса о воинской повинности, не укрепив одновременно финляндского конституционального положения.

В сокрытии от военного министра столь важного ходатайства нельзя не видеть поэтому известной преднамеренности, особенно, если припомнить, что Милютин высказывался против передачи устава на обсуждение земских чинов. Нет также сомнения в том, что Милютин всем своим авторитетом восстал бы против такого домогательства сейма, как он сам высказался о том впоследствии генералу Куропаткину, во время бытности его в Ливадии 6 декабря 1899 года, Сокрытием же от него ходатайства сейма, министру статс-секретарю легче удалось добиться его согласия на утверждение устава.

Из частного письма графа Д. А. Милютина гофмейстеру и историку К. Ф. Ордину (от 13 марта 1890 г.) мы узнаем немаловажное признание бывшего военного министра Императора Александра II: «Помню только, — пишет граф, — что я действительно представил покойному Государю Императору многие и существенные возражения на составленный финляндской комиссией проект означенного положения (т. е. о воин. повин.), и что Его Величество изъявил согласие на большую часть моих мнений. Не смотря на то, в окончательно утвержденном положении большая часть указанных мной неудобных статей осталась без перемены».

Из писем, коими обменялись Шернваль-Валлен с бароном фон Кетеном, видно, что дело устава находилось в опытных руках Пальмрота. 9/20 июня 1878 года барон Шернваль-Валлен писал фон Котену: «Мне предстоит только доложить для Высочайшей санкции воинскую повинность, и я надеюсь, что она не встретит препятствия в военном министре, которому надлежит предварительно дать свое заключение». В ноябре (18/30) и декабре 1878 года барон сообщал из Флоренции: «Мне надлежало бы немедленно ехать туда (в Петербург) для доклада военного вопроса (о воин. повин.); но Пальмрот знает это дело так же хорошо, как и я, и я предоставляю ему эту заботу» и потому Шернваль спрашивал Государя, соизволит ли Его Величество повелеть ему вернуться на свой пост, или разрешит остаться на юге, так как «дела под руководством Пальмрота идут так же хорошо, как и под моим». Дело о воинской повинности К. Пальмрот послал в Ливадию, прося позволение или лично доложить, или отложить дело, в виду финансовых и законодательных вопросов, связанных с уставом о воинской повинности. Государь надписал: «Отложить до моего возвращения» (9/21 сентября 1878 г.).

Утверждение устава о воинской повинности состоялось 6 декабря 1878 года, но в силу он должен был войти с 1881 года. Между тем на Балканском полуострове разгорелась уже война, и опасались, что тайная союзница Турции Англия произведет диверсии в Балтийском море, а потому Свеаборг усиленно укрепляли. Нужно было подумать и о вооружении финнов. Оружие предполагалось взять «из запасов артиллерийского ведомства». В 1878 году сделано было представление о сформировании в Финляндии 4-х вербованных стрелковых батальонов. Государь положил резолюции: «Быть по сему». «О времени же формирования дам особое приказание» (10/22 мая и 9 июня 1878 г.). Еще раньше представлены были соображения о постройке финских казарм (9/21 марта 1877 г.). Государь повелел: «Дело это отложить до окончательного разрешения вопроса о новой воинской повинности в Финляндии».

В июле 1879 года в морском министерстве возбужден был вопрос о привлечении финляндцев к военно-морской службе. При этом Его Императорскому Высочеству, генерал-адмиралу, стоявшему во главе морского ведомства, — «угодно было выразить мнение, чтобы финляндскому сенату было поручено сообразить, не представляется ли удобнейшим из числа лиц, поступающих в военную службу на основании закона о всеобщей воинской повинности, отчислить определенное количество, преимущественно из людей берегового населения, для морской службы, с образованием из них флотского экипажа в действующем и резервном составе, а затем относительно приготовления для экипажа офицеров из финляндских уроженцев, учредить при финляндском кадетском корпусе особый курс, из которого воспитанники поступали бы в соответственные высшие классы морского училища в С.-Петербурге». Дело кончилось неожиданно упразднением финского кадрового экипажа, без всякой его замены другим экипажем.

В 1881 году сформированы были первые финские батальоны по уставу о воинской повинности 1878 года. Общая численность всех 8 финских батальонов достигала 5.000 человек. Это дало одному сеймовому депутату (Хеккерту) повод сказать, что войска вводились не для пользы, а для вида. Форма для стрелковых финских батальонов была такая же, как у соответствующих войск империи, но погоны и выпушки — голубого цвета[17].

Ссылаясь на короткий срок службы, на запас и особенно на созыв запаса в военное время, когда некогда будет обучать людей, и на незнание языка, сенат просил разрешения произносить команды в войсках на финском языке. Государь надписал: «Требую, чтобы все команды делались, как это и доселе было, на русском языке» (29 января — 10 февраля 1881 г.). Командующий же войсками граф Адлерберг до такой степени во всем следовал в фарватере