И Анита Кардью, взяв Клару под руку, вместе с ней направилась в Грейндж, чтобы выпить чаю.

Глава сорок седьмая

Дети находились в Лайм Реджис уже целую неделю, но Клара так и не получила от них ни открытки, ни письма. Они словно решили напрочь оторваться от Грейнджа и чувствовали, что любой контакт с Кларой вызовет у них тоску по дому. А она, понимая разумность этого, все равно страдала и была настроена весьма мрачно. Клара как раз размышляла на эту тему, когда в дверь позвонили. На пороге стоял Айвор.

Выглядел он великолепно: в шляпе, в тщательно выглаженной рубашке. И никаких булавок между губами у него не было зажато. Кларе он вручил бутылку ее любимого джина.

И она, почувствовав, что от слабости у нее подгибаются колени, буквально проклинала себя за эту реакцию. Нет, следовало мне остаться с Джулианом, думала она, возможно, я бы еще сумела заставить его перемениться. И потом, в присутствии Джулиана она никогда так не раскисала, не чувствовала себя каким-то жалким киселем.

– Это тебя Анита заставила меня навестить?

Он улыбнулся.

– Анита, конечно, убеждать умеет отлично, но она тут ни при чем.

Но Клара твердо решила не улыбаться и сохранять воинственную серьезность.

– Мне казалось, ты со мной не разговариваешь.

– Ну да, тебе правильно казалось. – Он немного помолчал, потупившись. – А потом я подумал и решил, что у тебя, должно быть, и впрямь имелась веская причина, чтобы тогда не поехать в Совет вместе с Питером.

– Причина и впрямь имелась, и весьма веская, – сердито буркнула Клара. Она отнюдь не собиралась с легкостью простить Айвору его поведение.

– Тогда я прошу прощения. Надо было мне сразу тебе поверить. – Айвор явно принадлежал к числу тех редких мужчин, которые вполне способны были попросить прощения и сказать «прости меня» отнюдь не с таким выражением лица, словно только что выпили «английскую соль».

Войти он так и не решился и по-прежнему маячил в дверях. И Клара по-прежнему не спешила приглашать его войти.

– А еще я хотел тебе сказать, что прочел доклад Кертис.

– Правда?

Клара и забыла, что дала ему этот доклад.

– А то, что случилось с тем мальчиком, с Деннисом О’Нилом – это правда?

Деннис О’Нил был усыновлен, потом его изнасиловали, а вскоре и вовсе заморили голодом до смерти – и никто ничего не сделал, чтобы его спасти.

– Да, это все правда, Айвор.

– Но ведь это же просто ужасно!

И после этих слов Кларе все-таки пришлось предложить Айвору войти.

А потом они сидели на кухне, пили чай, и Клара угощала его печеньем.

– Ты не бойся, это не я пекла, а мисс Бриджес, – сказала она и очень обрадовалась, когда Айвор рассмеялся.

– Да я бы все равно хоть одно попробовал, а уж страдал бы потом, втихомолку. – И вдруг, снова став серьезным, вернулся к докладу Кертис: – Знаешь, я просто поверить не могу, какие гадости творят взрослые с приемными детьми. И каким ужасом усыновление порой оборачивается для многих детей.

– Да, на долю некоторых выпадают просто жуткие издевательства. И ты прав: таких детей немало. И мы стремимся к тому, чтобы такое никогда не повторялось.

– Мы? – Айвор, прищурившись, внимательно посмотрел на нее.

– Да, мы. Ты же сам знаешь, как много мы говорим о преступлениях, совершенных фашистами, или японцами, называем это «вызовом всему человечеству», «омерзительными злобными деяниями», и в то же время преспокойно творим ужасные вещи в отношении наших же детей прямо здесь, на собственном заднем дворе.

Айвор молча кивнул.

– Мы заключаем всевозможные пакты, мы устанавливаем некие международные законы, мы стараемся наладить между всеми странами наилучшие отношения – и, по-моему, именно так и следовало поступать уже давным-давно, – но как же дети, которые по-прежнему продолжают страдать? Ведь мы просто обязаны что-то для них сделать. Да, наши нынешние попытки изменить это положение, конечно же, отнюдь не идеальны. А иногда и совершенно неправильны, и кое-кто из детей в результате получает еще больший моральный и физический ущерб, но нам все равно необходимо продолжать свои попытки.

Айвор взял печенье, разломил его, и на тарелку дождем посыпались крошки.

– Все уже становится гораздо лучше, Клара, – сказал он. – Постепенно. Даже я это замечаю. Просто система опеки перегружена, а потому до сих пор постоянно совершаются ошибки. Но это вовсе не значит, что не стоит двигаться дальше.

– Спасибо тебе, однако особых успехов все же пока нет. Хотя мне тоже кажется, что некий прогресс налицо – несмотря на все просчеты, несмотря на бюрократические проволочки и тому подобное.

– Я и говорю: некоторое улучшение явно имеет место.

– Вот именно – некоторое! А еще в органах опеки часто работают некоторые не слишком профессиональные люди, и в детских домах некоторые воспитатели тоже не очень хорошо подготовлены. – Я, например, – тут же подумала она. – Дети всего этого, конечно, не заслуживают. Но мы стараемся и непременно достигнем поставленной цели.

Айвор вдруг поднял свою чашку с чаем, словно желая чокнуться с Кларой, и она как-то даже не сразу это поняла. Он даже чуть наклонился к ней. Лицо его было озарено ярким солнечным светом, лившимся в окно, и в эти мгновения она верила этому лицу больше, чем любому другому в мире.

– За всех детей!

– И за Денниса.

И они чокнулись чашками с чаем.

Айвор не спросил, переписывается ли Клара с детьми, пока те в отъезде. Возможно, ему и так все было ясно. Она перестирала все постельное белье, перестелила постели и даже полежала на них, проверяя их мягкость, тщательно убрала весь дом. Потом снова убрала. «Шиллинг Грейндж» никогда не выглядел так безупречно – ни пятнышка, ни соринки. А Клара никогда не была столь изобретательна в наведении уюта. Дом выглядел как какой-то отель – Чтоб вы там все сдохли от зависти в своем «Лавендер Армз»! – и был готов поразить своей безукоризненной чистотой любого, кто бы там ни появился в сентябре. Инстинкт подсказывал Кларе, что вряд ли это будет она сама, но ей не хотелось, чтобы ее сменщица или сменщик могли сказать, что предыдущая заведующая была неряхой, не говоря уж о ее прочих недостатках, и совершенно не заботилась о детях.

Айвор уже собирался уходить, когда она спросила:

– Ты вечером занят?

Он, как всегда, от неожиданности неловко взмахнул обрубком