Шрифт:
Закладка:
Когда похожая история прокатилась по Саратовской губернии осенью 1921 года, Чарли Вейл вспоминает, что «Внезапно мы стали заядлыми вегетарианцами, если только не могли найти тощую корову или даже лошадь с копытами».
Из дневника одного из американцев из Оренбурга можно почерпнуть такую информацию: в случаях поедания трупов «наказание, применяемое к нарушителям, заключалось в заключении в тюрьму, а затем о них забывали, пока они не умирали от голода».
АРА не знала, как поступить с такой новой и неудобной темой. Компания старательно дистанцировалась от разрозненных слухов о каннибализме, которые начали появляться в западных газетах осенью 1921 года. Поскольку наступила зима и о случаях сообщалось как о факте в советской прессе, АРА отказалось проверять какие-либо из них. 4 февраля 1922 года Лэптон Уилкинсон, который занимался рекламой на Спиридоновке, 30, телеграфировал в лондонский офис, что у московской штаб-квартиры «нет прямых доказательств каннибализма от американских следователей, и я думаю, что если этот материал будет передан прессе, его следует предложить им за то, чего стоят их рассказы». То есть «следует тщательно избегать любых намеков на то, что Американская администрация помощи ручается за существование каннибализма». Российское подразделение не хотело, чтобы его обвинили в придании сенсационности истории о каннибализме. Очевидцы-неамериканцы, какими бы надежными они ни были, были неадекватны.
Поэтому рекламщикам Уилкинсона, Биллу Гарнеру и Гарри Гилкризу, было сказано быть начеку. В Уфе Келли нашел «Поиски историй о каннибалах» Гарнера забавными: «Они у нас есть, но они не будут говорить для публикации». В любом случае, Гилкриз нанес удар первым. Путешествуя по Казанскому району, он получил косвенные доказательства поедания трупов. В одной из своих телеграмм в Москву он рассказал об интервью, которое у него было с мужчиной, который съел своего ребенка и в присутствии своей умирающей жены сказал: «Я съем ее завтра, она слишком слаба, чтобы протестовать, и может только ворчать». Уилкинсон телеграфировал в Нью-Йорк: «Гилкриз без конца слышит истории о каннибалах, он четвертый ответственный американец, который полностью убежден, что в полевых условиях прямых американских доказательств до сих пор не существует».
Уилкинсон позже утверждал, что нью-йоркская и лондонская штаб-квартиры АРА и московские корреспонденты газеты, с которыми он обсуждал эту тему в феврале, были «все согласны с тем, что тема была настолько ужасной и настолько нетипичной для общих условий на Волге, что выпускать пресс-релизы об этом вводило в заблуждение. Поэтому мы ограничились простым заявлением о том, что, насколько мы смогли узнать, каннибализм действительно существовал в очень разных случаях».
В результате произошла своего рода запоздалая реакция, и «история» с каннибализмом набрала обороты за пределами России весной 1922 года, когда число реальных случаев, вероятно, пошло на спад. В апреле в депеше агентства Рейтер из Ревеля сообщалось о голодных бунтах в Самаре и высказывалось предположение, что сотрудник АРА стал жертвой каннибалов; так, 21 апреля все парижские газеты опубликовали статью о том, что американский руководитель в Самаре, неназванный Уилл Шафрот, был убит, а его труп приготовлен и съеден каннибалами, сенсацию, которую АРА отвергла как «абсолютно нелепую».
После того, как в мае «Нью-Йорк таймс» опубликовала еще одну статью о русском каннибализме, Уилкинсон написал письмо Бейкеру в Нью-Йорк, в котором признал, что было ошибкой преуменьшать значение этого вопроса прошлой зимой. Если бы АРА решил привлечь репортеров к этой истории с самого начала, как он теперь понял, к весне все закончилось бы само собой. «Старый неумолимый закон о том, что новости нельзя замалчивать, и что временно замалчиваемые новости повышают интерес, когда они, наконец, выходят наружу, — это то, о чем мы должны помнить. Я сам беру на себя вину за содействие в мягком распространении новостей о каннибалах прошлой зимой, и я не думаю, что ущерб от нынешнего всплывающего окна со старыми новостями очень велик».
В этой докладной записке Уилкинсон предположил, что большевики использовали сообщения о каннибализме, чтобы привлечь сочувствующее внимание Запада к бедственному положению России. Он высказал подозрение, что недавняя вспышка новых историй была частью попытки Москвы оказать давление на АРА, чтобы она осталась в России еще на год.
Тем временем Бейкер отправил в отдел прессы на Бродвее, 42 меморандум, содержащий рекомендации по превентивной рекламе. Бейкер оправдал действия АРА в связи со «спорадическими», «эпизодическими» случаями каннибализма, имевшими место в России прошлой зимой. АРА не предоставило своих доказательств, «потому что в каждом отчете указывалось, что местное население было шокировано и что лица, практикующие каннибализм, обладали слабым интеллектом и были наказаны или полностью подвергнуты остракизму». И, кроме того, прибытие американской кукурузы «казалось бы, устранило шокирующие сцены».
С целью свести на нет любые попытки советского союза политически использовать этот вопрос, Бейкер указал, что нынешняя ситуация на самом деле не могла бы быть такой ужасной, если бы Советы в период, о котором сообщалось, не тратили ни одного из своих золотых запасов на закупки продовольствия за пределами страны и не решили потратить что-либо из почти 100 000 000 долларов в драгоценных металлах и камнях, которые они, по-видимому, вывезли из российских церквей: «Это сокровище скоплено в Кремле или накапливается как можно быстрее».
Когда Келли вернулся в Соединенные Штаты после ухода из миссии АРА летом 1922 года, он тоже понял, что часть ответственности за то, что история о каннибализме отказывалась прекращаться, лежит на АРА. Он указал на это в газетной статье, опубликованной в то время, в которой он писал, что «АРА взяла за правило смягчать «ужастики» в своей рекламе, опасаясь быть обвиненной в преувеличении». Пока что, хотя «Истории о каннибализме напрягают доверчивый современный слух», в голодающей России было много случаев. Ссылаясь на полицейскую фотографию вареной человеческой головы, которую он однажды видел, Келли сообщил читателям, что это явление «распространено в малонаселенных регионах, удаленных от любых железных дорог, куда не распространяется контроль правительства и полиции. Я слышал, что дети были довольно распространенными жертвами, их убивали и съедали матери, сошедшие с ума от голода». Как человек, который служил в далекой Уфе и потратил значительное время на поездки по этому району, Келли мог утверждать, что говорит с определенным авторитетом: «Лично я не сомневаюсь, что прошлой зимой и весной произошли тысячи случаев каннибализма. Советское правительство применяло суровые меры наказания к тем, кто был
