Шрифт:
Закладка:
Мне кажется, «Литературная газета» должна более внимательно проверять такие несерьезные заявления, даже если они и исходят от старейшего советского литературоведа, прежде чем печатать их на своих страницах. Непонятно также, почему тов. Зильберштейн больше года скрывал свое возмущение по поводу этого «скабрезного», по его мнению, произведения, выпущенного тиражом в 300 тыс. экземпляров. И, наверное, можно уже, например, выступить в печати и по поводу недавно переизданного романа Ю. Тынянова «Смерть Вазир-Мухтара». Ведь, подходя к нему с мерками тов. Зильберштейна, от него можно камня на камне не оставить, или, может быть, тов. Зильберштейн уже высказывался в таком же духе о романе Тынянова лет пятьдесят тому назад. Со своей стороны могу только высказать сожаление, что старейший литературовед, автор такой «вполне добротной исследовательской работы „Художник декабрист Николай Бестужев“» на старости лет опустился до такой критики низкого пошиба и не направил свое возмущение по более правильному адресу, скажем, по адресу действительно «скабрезных» произведений В. Пикуля, выпущенных, к сожалению, громадными тиражами.
В заключение, уважаемая редакция, я хочу только пожелать, чтобы такого рода критика не отразилась пагубно на литературной деятельности Натана Яковлевича, потому что масса почитателей литературного таланта историка-писателя Н. Я. Эйдельмана с нетерпением ждут выхода в свет его новых книг.
Прошу также передать Натану Яковлевичу пожелания крепкого здоровья и новых успехов в его очень полезной литературно-исторической деятельности.
С уважением,
Кильберг М. Я.
Сведений об авторе письма установить не удалось.
Упоминаемая автором письма кинокартина – «Никколо Паганини» (1982, 4 серии, совместное производство киностудии «Ленфильм» и Болгарского телевидения, реж. Л. И. Менакер) по роману А. К. Виноградова «Осуждение Паганини». После премьеры в октябре 1982 года ленту не слишком продвигали на телеэкран, а год спустя, когда она участвовала в конкурсном показе на X Всесоюзном фестивале телевизионных фильмов (Алма-Ата, октябрь 1983-го), то ее единственную никакими лаврами не увенчали: «утешительным призом» стал диплом жюри исполнителю главной роли В. И. Мсряну с формулировкой «за успешный дебют в телефильме».
31. Письмо В. Б. Кобрина (Москва) И. С. Зильберштейну, 16 января 1984
Полемика или приговор?
(Открытое письмо И. С. Зильберштейну)
Глубокоуважаемый Илья Самойлович!
Мне всегда казалось, что непосредственное обращение к автору удобнее для полемики. К этой форме меня вынуждает также глубокое и искреннее уважение к Вашим большим и неоспоримым заслугам перед отечественной культурой. И как раз это уважение к маститому ученому усугубило то огорчение, которое я испытал, прочитав Вашу статью «Подмена сути!» в № 2 ЛГ.
Дело не в том, что Вам не нравится книга Н. Я. Эйдельмана «Большой Жанно», а мне, напротив, нравится. Прутковский проект «Введения единомыслия», к счастью, неосуществим, и каждый из нас имеет право на свое мнение, но только на мнение аргументированное. Вы же, к сожалению, высказываетесь, как мне кажется, слишком уж безапелляционно, берете на себя роль не оппонента, а судьи, выносящего приговор. Впрочем, и в судебном приговоре обязательна аргументация. Вы же, например, пишете: «Увлеченный своей идеей, Н. Эйдельман уже не замечает, не хочет замечать, что герой, от лица которого ведется повествование, слов этих сказать не мог хотя бы потому, что они не совпадали с его образом мыслей». Что же остается читателю, не занимавшемуся специально декабризмом (а таких среди читателей Вашей статьи – большинство)? Один исследователь, доктор искусствоведения, автор монографии о Николае Бестужеве как о художнике, считает, что Пущин так думать не мог. Другой исследователь, историк, автор работ о декабристах, считает, что мог. А где истина? Где критерий для ее отыскания? Если размеры и формы газетной статьи не давали возможности для аргументации, то ведь этичнее промолчать, оставив полемику для тех изданий, где ее можно вести доказательно.
Замечу, что, перечитав в связи с Вашей статьей ту главу романа Н. Я. Эйдельмана, где идет речь о встрече Пущина с Н. Н. Пушкиной-Ланской, я не заметил там ничего, что могло бы дать повод для грубого (извините за неакадемичность эпитета, но ведь и Вы очень уж неакадемичны!) упрека в «развязности». Спор об отношениях Пушкина и Натальи Николаевны начался не сегодня и не завтра кончится. Он вызван не пристрастием к сенсации, к интимным подробностям. Иначе вряд ли люди с таким безукоризненным чувством такта, как Марина Цветаева и Анна Ахматова, вступали бы в эту дискуссию. Заслуга Н. Я. Эйдельмана, как мне кажется, состоит как раз в том, насколько деликатно, разносторонне он коснулся этой темы. Ведь приведенная Вами цитата – только небольшая часть противоречивых рассуждений литературного героя, произвольно Вами избранная для цитации. Пущин не встречался с Н. Н. Ланской? Ну и что? Разве писатель не имеет право пофантазировать: а что было бы, если бы Пущин (а его автор хорошо знает как исследователь) встретился с вдовой своего друга? Может быть, Н. Я. Эйдельману стоило здесь яснее обнажить литературный прием. Но это предмет спора, а не приговора.
При чтении Вашей статьи меня больше удивило другое: как Вы сумели не увидеть в романе Н. Я. Эйдельмана главного – своеобразных и глубоких рассуждений о декабризме, о методах революционной борьбы, о характерах людей, вступающих на тернистый путь сопротивления власти и восстания. Эти рассуждения не предназначены для того, чтобы их немедленно принять или с порога отвергнуть. Они требуют мысли, раздумий, полемики. Этим-то и интересна новая книга Н. Я. Эйдельмана. Вы же, приведя несколько мест в романе, которые Вам не понравились, делаете общие, ничем не доказываемые выводы: «Явной неудачей следует считать книгу…», «Ничего путного не получилось из замысла Н. Эйдельмана…», «Это всего лишь нагромождение фактов…».
Илья Самойлович! Как же Вы, ученый, могли с таким неуважением отнестись если уж не к выводам, то хотя бы к труду коллеги? Как можно на основании отдельных примеров (с моей точки зрения, к тому же Ваша критика и этих мест совсем не бесспорна) подытожить: «Ничего (здесь и далее подчеркнуто мною. – В. К.) путного»? И наконец, пристойно ли ученому возводить свое мнение в некий закон: «Явной неудачей следует считать». Простите, Илья Самойлович, как ни велик Ваш авторитет ученого, но позвольте уж мне и другим читателям самим решать, что нам считать «следует», а что «не следует», что «явно», а что