безопасное место, где мы могли бы поговорить, я знал, что Сира так просто этого не допустит. Что невозможно спасти Лунару – спасти Сади, – не уничтожив сначала все амбициозные замыслы Сиры. Поэтому я отправился из Мервы в экипаже. Город был красивый, с разноцветными куполами и колоннами, сложенными из глиняных кирпичей. Базар огораживала стена, а внутри вились улицы, затененные тростником. В храмах красовались фонтаны, укрытые собственными куполами, а массивные ворота были украшены геометрическими узорами.

Славный город, только у меня не было времени им насладиться. Добравшись до лагеря Бабура, я немедленно попросил аудиенции у шаха. Стражники в зерцальных доспехах, со скорострельными аркебузами и ухоженными усами провели меня в его великолепный шатер. По всему шатру были расставлены стеклянные чаши с фруктами, разноцветные, как и сами плоды. Шах Кашана восседал на оттоманке в окружении придворных и визирей, разместившихся на полу. Увидев меня, он приказал им уйти.

Когда мы остались одни, он поднялся с оттоманки и приблизил ко мне свою массивную тушу. Мы с ним были примерно одного роста, и я чувствовал фруктовый запах его дыхания.

– Без доспехов ты выглядишь не особенно устрашающим, – заметил он.

– Я и не стараюсь никого устрашать. Вам бы следовало быть за это признательным.

– Тем, кто страшен по-настоящему, не нужно стараться. Тем не менее я не могу прикончить тебя, хотя мне больше всего хочется присоединить твою голову к моим охотничьим трофеям. У тебя теперь доспехи крепче прежних – вера.

Значит, мой гамбит вышел лучше, чем я надеялся.

– Настоящие мужчины готовятся к битве, помня о долге перед страной и народом. – Мне следовало бы поблагодарить Эше за эти слова. – Настоящий ли ты мужчина, шах Бабур?

– Ты и с шахом Мурадом разговаривал таким язвительным тоном, не склонив головы?

Я не склонил голову перед шахом Бабуром при входе в шатер. Странно, если вспомнить, как усердно Тенгис вдалбливал эту привычку всем янычарам.

– Вы достойны того, чтобы я склонил голову, ваше величество?

– А ты достоин пить мою мочу? Как посмел какой-то янычар так разговаривать с шахом Кашана? Ты хоть помнишь суку, которая тебя родила, или говнюка, который ей засадил?

Я покачал головой.

– У меня есть только один отец, и он учил меня уважать великих шахов из рода Селуков – до тех пор, пока они не предают свою веру.

– Слушай, ты, жалкий раб. Я достойный потомок Темура и Селука, и такие, как ты, не заставят меня двинуться в поход.

– Но вас все-таки заставили.

– Проклинаю тот день, когда я это допустил. Может, ты и сделал много доброго для Аланьи, но что для Кашана? Что народ скажет про своего шаха, названного лицемером и вынужденного ответить на это? Ты желаешь усилить моих соперников? Это ты и делаешь. И за Челюстью Джалута из-за этого прольется кровь.

Он был прав, так и будет, я даже не сомневался. Дальше спорить с ним бесполезно. Может, ему требуется немного сочувствия.

– Я служил трем шахам. Я понимаю, насколько важно выглядеть самым сильным человеком своего царства. Если вы хотите быть сильнейшим из всех, то возглавите поход за освобождение Зелтурии. Если нет – тогда через несколько лун эту славу завоюет шах Сирма. Думайте об этом как о возможности, предложенной скромным янычаром могущественному шаху.

Я изложил все как можно высокопарнее.

– Ты паршивый кусок слоновьего дерьма. Не подумай, что меня легко уболтать. Перед армией и народом мы с тобой отныне союзники. Но знай, что в моем сердце для тебя нет ничего, кроме презрения. Ты отвлекаешь меня от дворцов, женщин и детей. И не думай, что славой я дорожу больше, чем ими. Я пришел сюда за легкой победой, а ты вынуждаешь меня рискнуть всем ради трудной.

Я опять окинул взглядом шатер. Столько фруктов, драгоценностей и комфорта, – слабак никогда бы его не покинул.

Я усмехнулся.

– Легкая жизнь заглушила вашу жажду. Мужчина должен жаждать битвы сильнее, чем женщин и детей. Потому что только в бою заостряется клинок. Вы можете заставить кого-то склонить перед вами голову из-за того, кем были ваши предки, но тупое оружие никто по-настоящему не уважает.

– Я закончил с тобой препираться. – Он выпятил грудь, отчего живот еще больше раздулся. – Ты мне нужен, чтобы спланировать этот поход и сражение после него. Будешь прибывать сюда каждый день на рассвете и не покинешь лагерь, пока я тебе не позволю.

Я склонил голову, но не отвел от него взгляд.

– Все это не противоречит моей собственной воле. Но можете считать, что удерживаете меня силой, если это доставляет вам удовольствие.

– Мне это не доставляет удовольствия, безумец. Я шах Кашана. Мне доставляет удовольствие усиление могущества моего царства. А еще мне нравится смотреть на сады Роншара вместе с принцами и принцессами. Удовольствие от священных войн я оставлю кровожадным сирмянам.

– Сын Темура, – с горечью заключил я, усмехнулся в последний раз и захромал из шатра.

29

Базиль

Томус лежал в своих покоях на ложе из верблюжьих шкур, а над ним стоял седобородый лекарь. Медовые глаза Томуса стали нездорового горчичного цвета. На двойном подбородке выступили капельки пота.

– Его дыхание, – сказал лекарь-дикондиец по имени Тео. – Оно сбивчивое. Как и сердцебиение.

– Что ты можешь для него сделать?

– Я дал ему обезболивающее. К сожалению, более полезные лекарства оказались… испорчены.

Мне не хотелось знать, каким образом. Я опустился на колени у постели Томуса. Судя по его раздувающимся щекам, ему явно приходилось несладко.

– У Маркоса получилось? – хрипло просипел он.

– Не волнуйся за него. Я спрошу Кярса, позволит ли он тебе остаться в храме Хисти. Там и воздух получше, и лекари. – Я взглянул на Тео. – Я не хотел тебя обидеть. Но у них было на семьсот лет больше, чем у тебя, чтобы выучиться.

Тео приложил руку к сердцу и вышел.

– Государь император, – сказал Томус. – Разве шах Кярс меня пустит? Я ведь вел себя эгоистично.

– Твой эгоизм мог бы всех нас спасти. – Я напряженно вздохнул. – Когда ты пытался удрать на верблюде, тебя направляло верное чутье. Да, я угрожал тебе смертью. Но теперь думаю, что мне следовало бы бежать вместе с тобой. Как и всем нам.

Томус немного поразмыслил, сипло и неровно дыша.

– Я тоже о многом сожалею. Но, как ни удивительно, не о приходе сюда. Если мы выживем, то получим целый мир, полный чудес.

– Чудес? Или женщин? – хмыкнул я.

– Женщины тоже не помешали бы. Хотя я все равно не женился бы на женщине из