криков, и он вопил, пока не выгорели легкие.

Ашери вцепилась в мою руку, дрожа всем телом.

Я вертела головой туда-сюда, а пламя поглощало деревья, траву и юрты. В потемневшей дымке появился силуэт воина в доспехах. Я не могла позволить ему увидеть зеленые глаза Ашери на лице Сади.

– Пожалуйста, прости меня за это.

Я схватила Ашери за плечи и притянула за собой вниз, в траву, уложив лицом в грязь. Затем вытащила из ножен кинжал, который дал мне Базиль, и приставила белое лезвие плашмя к ее затылку.

– Отдай ее мне, – раскатился с небес голос Кевы, как будто он бог.

– Ты никогда ее не получишь.

Мой голос дрожал сильнее, чем хотелось бы.

– Отдай ее мне, и тогда, быть может, я не сожгу всех, кого ты знаешь.

Я прижала острие белого кинжала к затылку Ашери. Выступила кровь. Я проигнорировала приглушенные стоны Ашери.

– Прости, – прошептала я ей в ухо. – Ты можешь дышать?

Она резко мотнула головой. Я ослабила нажим, надеясь, что она не поднимет голову, чтобы посмотреть на Кеву.

– Откуда у тебя этот кинжал? – спросил Кева откуда-то из-за густого дыма.

– От Базиля. Он дал мне его вместе с письмом от Кярса. Им нужна твоя помощь. Ты должен спасать своего шаха, а не возлюбленную. Или ты такой же эгоист, как и все остальные?

Сквозь дым ко мне мчались йотриды и силгизы. Я велела одному из них сбегать к моей юрте и принести письмо Кярса, которое хранила в сундуке с одеждой.

– Верни мне Сади.

– Я убью ее, Кева. Неужели ты думаешь, что я этого не сделаю после того, как ты поступил с моей матерью?

– Вини в этом только себя. Ты использовала ее любовь, чтобы вызвать злые силы. Мне не нравится сжигать старух, но я сожгу всех и каждого, чтобы тебя остановить.

– Можешь оправдываться как хочешь. Но если ты это не прекратишь, земля обагрится кровью Сади.

Всадник вернулся со свитком в руках. Я взяла его и бросила в дымку.

– Прочти сам!

Я услышала, как Кева разворачивает письмо. А потом услышала, как оно полыхнуло. Кева бросил горящую бумагу обратно мне.

– Ты что, не поможешь своему шаху? Разве ты не понимаешь, каково ему в Зелтурии? Его в любую минуту может убить какой-нибудь жуткий ангел.

Сбоку от меня вспыхнула дорожка огня. Надо показать ему, что я не шучу. Я порезала Ашери ухо. Она закричала. Я подняла кинжал и показала Кеве кровь.

Меня окружили йотриды и силгизы. Сотня стрел и аркебуз нацелилась на силуэт в дыму. Но наше оружие все равно не пробьет его черные доспехи.

– Сади… Хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя. Но не позволю любви пригасить мою ярость.

Своим хладнокровием и жестокостью Кева играл мне на руку. Хотя мне еще предстояло кое-что объяснить, будет нетрудно убедить Ашери в его ужасных намерениях.

Я прижала руку к ране на ее ухе, и моя ладонь стала мокрой от крови.

Из дыма выступил Кева. Он ткнул пальцем в шеренгу йотридов. И тут же из их животов вырвался бездымный огонь. Из-за повязки на глазу я не видела ифритов. Потом Кева указал на группу силгизов, и из них тоже вырвалось кошмарное пламя. Оазис наполнился воплями и горящими людьми.

Я могла лишь смотреть, как горят мои воины. Когда-то меня приводил в ужас лед, но теперь я боялась огня.

Ашери приподнялась и сбила меня с ног.

– Прекрати, Кева! – выкрикнула она, встав на колени. По ее щеке текла кровь. – Розовый янычар!

Кева встретился с ней взглядом. И медленно опустил закованную в черный металл руку.

Я почувствовала, как горло наполнил дым. Я встала на четвереньки и закашлялась.

– Твои глаза… – произнес Кева, и его голос звучал приглушенно из-за моего безумного кашля.

У меня вспыхнули брови. В глаза полыхнуло жаром. А потом я начала задыхаться.

– Ты сжигаешь латиан, – сказала Ашери. – Ты сбился с пути, как маг Агнея.

Ко мне подошел Пашанг.

– Я здесь.

Я никогда не чувствовала такого облегчения. Он поднял меня, и я перестала ощущать свое тело, разум тоже отключился.

28

Кева

Я смотрел в эти зеленые глаза бо́льшую часть своей жизни. Но во имя Лат и всех мертвых или живых святых – почему у Сади глаза Лунары?

Едва я задал себе этот вопрос, как сейчас же из глубокой тьмы страха пришел ответ – я и не подозревал, что он живет в моем сердце. Сира возвратила Лунару, как когда-то Марот вернул к жизни Зедру.

Окруженный дымом, среди криков и огня, такого горячего, что я варился внутри доспехов, я стоял перед рыжеволосой зеленоглазой женщиной. Она наглоталась дыма и, как и Сира, ничего не могла поделать, только кашляла, хватаясь за грудь.

– Стой, довольно огня! – крикнул я Забан.

Плывущий надо мной бездымный огонь растаял. Но это не остановило вторичные, дымящие очаги пламени, возникающие от жара, и теперь они пожирали юрты, траву и людей.

– Лунара… это правда ты? – спросил я.

С этим можно разобраться потом. Я спасу ее. Остальное не важно. Я рванулся вперед, чтобы схватить ее, и тогда Кинн заберет нас обоих.

Я схватил ее за руку и привлек к себе теплое тело.

– Кинн, уноси нас отсюда!

Всплеск боли пронзил мою спину. Развернувшись, я рубанул черной саблей того, кто меня ударил.

Пашанг бросился на меня, пытаясь ударить в грудь светящимся белым кинжалом. Уклонившись, я полоснул Черной розой по его шее.

Он успел увернуться и сделал выпад в мою сторону.

– Это Слеза Архангела! – прокричал откуда-то сверху Кинн.

Я отпрянул, чтобы не попасть под удар. Прежде чем я успел разрубить Пашанга пополам, Кинн схватил меня за плечи и взмыл в небо.

– Стреляйте в кровавое пятно у него на спине! – выкрикнул Пашанг.

Проклятье. Боль была тошнотворной, а от полета стало еще хуже. Я коснулся раны, оставленной кинжалом Пашанга, и увидел темный след крови.

В нас со свистом летели стрелы и пули, некоторые совсем близко. А другие с громким стуком били по моим доспехам.

К счастью, ничего не попало в дыру, проделанную Пашангом.

Кинн развернулся так, чтобы закрыть мою спину от большинства лучников и аркебузиров. Он летел вперед, маша крыльями, и вскоре я видел только дым принесенного мною пожара. Я оставил под этом дымом так много углей – обгорелые трупы, факелы юрт и пылающие деревья. Когда мы взмыли в небо, по лагерю силгизов и йотридов пронесся шквал воплей.

– Я же говорил,