— Ты чего? — испугался Женя.

— Так командиры же пришли! — улыбался Адик. — Настоящие!

— Давай без этого? — засмущался Женя.

— Чего ты? — деланно удивлялся «Сезам». — Ты же командир западного направления! Особа, приближенная к императору, и «смотрящий за противотанковым рвом»!

Они оба были из одного лагеря и занимали значимые позиции. Видимо, эта невидимая конкуренция тянулась еще оттуда. Когда «Сезам» откидывал свои фортели, мне тоже становилось немного неуютно, потому что я не понимал, как я должен себя вести в роли командира передка на отдыхе.

— Вольно, — скомандовал Адик, и все стали рассаживаться, так и не понимая, что это за две важных персоны посетили их мир. В «ресторане» было многолюдно. В Клиновом находилась промежуточная точка, куда привозили пополнение. Туда же из госпиталей возвращались раненые. Какая-то часть людей проживала здесь постоянно, выполняя хозяйственные работы по обеспечению крепкого тыла.

— Рассказывай, как ты тут устроился?

Я залюбовался веселым лицом «Сезама».

— Хотя и дураку ясно, что устроился ты тут отлично.

— Чисто «по-воровски», — подтвердил «Айболит».

— Ну… Так… Построил свой город, короче. В наглую назвал главную улицу — улицей «Сезам»!

Адик от души захохотал своей шутке.

— Как в Казахстане, Нур-Султан, в честь главы государства? — Адик кивнул — Любите вы на востоке культ личности.

— На приколе сделал. А название прикрепилось. А потом, где поворот — где главный перекресток — там стала улица Адика. Старшина наш говорит: «А когда моя улица будет?».

А я ему говорю: «Не дорос еще!». Ну мы там в шутку сцепились немного за это. Он говорит: «Ты опупел?». Короче, пока он ходил, тупил, начали домам названия придумывать. Главный дом — «Роддом», потому что там кошка котилась и собака одновременно. По понятиям «Ресторан» у нас вначале улицы. На перекрестке «Баня». И пошла улица Адика. Короче, мой дом назвали «Малина».

Адику очень хотелось поделиться с нами тем, что он тут вытворяет, и мы с умилением как два пенсионера слушали расшалившегося внука. Он был наш друг. Нам было хорошо, и мы радовались каждому его слову.

— «Бербер» старшине нашему однажды говорит:

«Я не понял, это куда везти: на “Малину” или в “Цитадель”?». «Мамай» спрашивает: «Что за “Малина”? Что за “Цитадель”? Кто это придумал?». Я говорю: «Чего ты суетишься? Давно закрепили. Кодовые имена». «Мамай» — прикольный пацан: зашел на приколе и говорит: «Ну че, “Малина”, взбодрить вас?». Взял телевизор нам расстрелял из автомата, а мы антенн там уже напокупали. Десять каналов русских показывало.

— В общем, весело у вас тут, — блаженно подвел я итог его рассказа и стал есть очень вкусно приготовленную еду, которую нам принес «официант».

— Стрельба по телевизору только, — пробубнил в бороду Женя, пережевывая котлету. — Приезжайте к нам пострелять.

После ужина мы с Женей пошли в баню. Конечно, это были не «Сандуны». И даже не Краснопресненские бани. Но наслаждения я получил намного больше, чем от любых самых крутых бань в мире.

«Я по-прежнему жив, хотя нахожусь на передке уже целый месяц. — подумал я, намыливая голову, — И этот лев жив, который рядом скреб свою рыжую бороду».

Мы молча мылись и, когда встречались взглядами, улыбались от удовольствия и радости. Ощущая как вода и мочалка прикасаются к давно не мытому телу, тепло, исходившее от печки, и перспективы провести еще сутки вдали от окопов, находившихся в пятнадцати километрах отсюда, мы были по-детски счастливы.

— Как кино какое-то… — рассматривая себя в зеркало промычал Женя.

— Ага… Новогоднее. С легким паром!

Нереальность происходящего и контраст с тем, что окружало нас еще несколько часов назад, вызывали истеричные приступы дурного смеха. Мы тщательно вымылись и, принарядившись, прошлись по главной улице как подростки, идущие вечером на дискотеку.

Вечером, когда мы собрались за чаем на «Малине», туда подтянулась вся «хозбанда», и настала очередь охуительных историй. Они слышали войну по рации, и, ежедневно вывозя «трехсотых», слушали их рассказы о происходящем. В вольном пересказе эти истории обрастали подробностями и дополнениями, которых не было в реальности, но которые там должны были быть, чтобы история звучала вкуснее и романтичнее. Через какое-то время эти истории стали возвращаться к нам в окопы с солдатами из пополнения, которым их рассказали в Клиновом по дороге на передок.

— А это на этой заправке человек без головы сидел пять дней, а вы не могли его вытащить? — с ужасом на лице спрашивал кто-то из «пополнях».

— Так голову он в руках держал, — отвечал ему боец, который устал слушать эту историю от каждого приходящего пополнения. — А в зубах у головы знаешь, что было?

— Что? — замирал в предчувствии новичок.

— Хер! — резко отвечали и ржали зеки.

— Больше слушай этих из Радио «ЗК-FM». Они тебе и не такое впарят.

В этот вечер мне казалось, что я не командир роты штрафбата, а Леонов из фильма «Джентльмены удачи», который вместе с ними охотится за шлемом Александра Македонского: «Уууу! Пасть порву! Моргала выкалю! Навуходоносор проклятый!».

Я сидел на «Малине» среди зеков, и меня принимали за своего. Но внутри я ощущал себя туристом, или воспитателем. Было полное ощущение, что герои книги Макаренко «Республика ШКИД» ожили и сидят со мной за одним столом. Шуточки и приколы, понятные только сидевшим, сплошная блатная феня и специфический военный жаргон, который полноводной рекой лился из уст «Сезама», Жени и остальных граждан этого микрокосма, создавали киношную атмосферу. Они мучали нас вопросами и проясняли непонятные им детали, пока наши глаза не стали слипаться. Отсутствие опасности вернуло желание спать полноценно, а не урывками, как я привык. Я поднял руки и попросил их сжалиться над нами.

Спать нас определили в уютный, хорошо оборудованный подвал с кроватями и белыми простынями. Со слов «Сезама» он поселил нас как «воров». «В лучшие апартаменты! На минус первый этаж! Самый защищенный бункер»!

Я лег и, проворочавшись час, не смог уснуть. Спать в тишине было непривычно. Слава богу, часа через два заработало наше ПВО. Это был то ли «Панцирь», то ли «Гиацинт». Затем подключилась ствольная дальнобойная артиллерия и под эту привычную музыку я задремал.

Рядом храпел Женя и, по всей видимости, особо не страдал от излишней психологической рефлексии.

«Интересно, кому на войне легче? Тем, кто знаком с осознанностью и может распознавать свои чувства, понимать причину их возникновения, кто постоянно на автомате проводит самоанализ и тестирует себя и реальность, или тому, кому все эти интеллигентские психологии в хер не тарахтели? — я все дальше проваливался в приятную дрему и мысли мои теряли четкость формулировок и конкретику. — Наверное не просто и тем,