— Пять минут вам, чтобы его обезвредить и привести в чувство, — злился я. — Доходчиво ему объясните, что мы в этот блиндаж войдем независимо от того, подорвется он или нет. Доклад через пять минут об исполнении.

Я отключил рацию, не собираясь дальше обсуждать это и засек время.

Небо в этот день было низко затянуто тучами и показывало все многообразие оттенков серого, которых было, наверное, больше пятидесяти. Ветер гнал по земле редкие листья и задувал в лицо. Было неуютно и тоскливо от этого пустынного и мертвого пейзажа. Сильнее всего удручали выкошенные минами и артиллерией посадки. Искореженные и расщепленные обрубки стволов и деревьев торчали из земли, как крупная плесень. Живой природе тоже доставалось от войны, как и всему мирному и непричастному.

«Хорошо бы завести полигоны и для войны, как в футболе или другом спорте, где бьются команда на команду. Захотела страна повоевать — вызывает другую страну на бой. Они выводят свои войска на специальный полигон в пустынном месте и начинают сражаться. Военные проводят боевые действия, убивают друг друга, но никто из мирного населения при этом не страдает. Не страдает инфраструктура. Все это освещается в средствах массовой информации и даже ведется рейтинг бойцов…», — думал я, спускаясь в подвал.

— «Констебль», мы его вытащили и обезвредили, — сообщили мне бойцы через четыре минуты, выдернув меня из моих утопических фантазий.

— Где он? Тащите его ко мне. Я на «Дяде Васе», — резко ответил я.

— Что там? — спросил меня подошедший «Бас».

— Еще один «пятисотый».

— Ну, я своих при помощи командира быстро научил. Командир умеет их убеждать. Помнишь таджик этот — «Чес»? Который обосрался на позициях у «Айболита». Патологический трус. Ничего с ним сделать нельзя. Биология. Ну сидит вон в подвале теперь, делает что может. Я его стараюсь никуда не посылать. Только слышит выстрелы, и все. Руки трясутся, глаз дергается.

«Бас» развел руками.

— А этот? — он кивнул мне в сторону смуглого бойца. — Несем носилки, и он берет их и ставит. «Дальше не понесу», — говорит. Хотел его прямо там задушить. На следующий день нужно за раненым бежать, а он мне знаешь, что говорит? «Не пойду. Ботинки промокли». Сука! Отправил его на перевоспитание в штаб. Через день пришел. «Я, — говорит, — все понял. Тут вариантов нет. Буду делать все, что скажите». С тех пор, ссыт, но делает.

— Ничего не поделаешь, — согласился я с ним.

Через полчаса ко мне привели перепуганного бойца со следами воспитания на лице. Он был худым и каким-то угловато-сгорбленным, как дерево, которое росло в неблагоприятной почве. Росту в нем было сантиметров сто шестьдесят. Я доложил о ситуации командиру и стал ждать его решения. Командир предложил мне дать ему шанс и принести пользу подразделению, искупая свою вину. У нас было много пропавшего разбросанного по позициям оружия, которое нужно было найти и принести к группе эвакуации.

— Ты чего тут устроил? — все еще злясь стал расспрашивать я бойца.

— Дак, а чо они? — стал оправдываться «пятисотый».

Я вспоминал бойца из РВ, который совершил суицид.

С момента стычки с «Калфом» я стал спокойнее относиться и к проявлению трусости, и мужества со стороны бойцов. Любые формы поведения стали «нормальными». Попав сюда впервые, каждый проявлял себя по-разному. «Антигена» командир перевел куда-то в глубокий тыл и сделал водителем, потому что на передке он был абсолютно бесполезен как боевая единица. «Крапива», несмотря на свою жесткость, в душе был гуманистом и всегда давал шанс на исправление своей кармы. В этом я с ним, как психолог, был совершенно согласен.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать семь, — прошамкал он своим ртом с прореженным «частоколом».

— Сколько?!

Контраст между услышанной цифрой и лицом пенсионера вызвал во мне сильное недоумение.

— Ладно. Я вижу, ты уже и так все понял. Есть шанс загладить свою вину и принести пользу своему отряду. Готов?

— Да, — выдохнул он.

— Твоя задача будет искать и выносить с передка всю амуницию, все автоматы и все БК, которое ты там найдешь.

При этом, если это будет нужно, ты вместе с группой эвакуации вытаскиваешь всех, кого скажут. Где скажут и когда скажут. Еду и сигареты нужно будет заработать!

Он стоял передо мной и кивал своей головой со слипшимися на лбу волосами.

— Вот твой старший, — сказал я, показывая на «Баса».

— Я понял.

Когда бойцы в процессе штурма или обстрелов получали ранения или погибали, с них снимали бронежилеты, каски и всю амуницию, чтобы было быстрее и легче доставлять их в тыл. Все, что с них снимали, так и оставалось лежать на позициях, или, в крайнем случае, это складировали в блиндажах. А то, что мы не успевали забрать, перемешивалось с землей во время обстрелов, разбрасывалось взрывами и терялось. С этого момента «пятисотый» выходил в свободный поиск и разыскивал пропавшее оружие, без вести пропавших и амуницию.

— Ладно… Пойду я на процедуры, — сказал я «Басу».

— К этим «лепилам»?

По скептическому выражению лица я понял, что в их медицинские таланты «Бас» не верит.

— Там из всех «Досвидос» понимает хоть что-то. «Кельт», пока был тут, понатаскал их.

— Да у меня рана-то пустяковая. Тебе нужно было в медики записаться.

— Не. Я в подвале душном сидеть не хочу. Не мое. Хоть я и учился в академии физической культуры и немного разбираюсь в печени, как боксер.

«Бас» улыбнулся. Я пожал ему руку и двинулся в сторону служителей Асклепия.

Чтобы попасть в царство медиков, нужно было пройти через весь «Ангар», в котором отдыхали ребята из групп эвакуации. В самом конце подвала был закуток, где стояла печка и импровизированный хирургический стол. Стол состоял из железного каркаса, на котором лежала деревянная дверь, насквозь пропитанная кровью. По стандартам медицинского учреждения, тут царила антисанитария. Но для «желтой зоны» первичной обработки это была скорее норма, чем патология. По периметру стояли одноярусные нары, на которых спали медики. В нашей бригаде их было четверо: командир медиков Вэшник «Моргай», его помощник «Равен», молодой таджик «Талса» и самый бодрый из них — «Досвидос». Медицинское образование было только у «Талсы» и «Моргая». Но это было неважно — главное, что они выполняли свои обязанности и могли оказать минимальную медицинскую помощь раненым.

Во время медицинских процедур, которые я получал у них, я активно интересовался жизнью медиков и разговаривал с «Талсой». Из разговоров с ним я постепенно узнал, что до зоны он жил в Москве и