Шрифт:
Закладка:
Переход Люшкова к японцам подогрел воинственные настроения обеих сторон – и Японии, и Советского Союза. Обстановка на границе накалялась каждый день. «Рамзай» продолжал получать данные о подготовке к войне с СССР от Отта и Одзаки. 15 июля 1938 года он передал, что, помимо войск, скованных боевыми действиями с китайцами, Квантунская армия планирует в будущем выделить 27 дивизий специально для войны с СССР[450]. Пока этих дивизий не существует, можно оставаться спокойными относительно крупномасштабных действий на границе с Маньчжоу-Го, но мелкие вылазки квантунцев будут осуществляться непрерывно с целью разведки готовности Красной армии и советских пограничников к отражению внезапной атаки. Так и произошло: военные зафиксировали 124 нарушения границы со стороны японцев на суше, 120 – на море, 40 – в воздухе за первые семь месяцев 1938 года. 19 из них закончились боестолкновениями с применением оружия[451]. Нельзя не отметить, что советская сторона также воспринимала эти попытки прощупать границу как дополнительную возможность для боевой проверки в реальных условиях. Иными словами, нервы обоих противников были на пределе, и крупный конфликт представлялся неизбежным.
11 июля советские пограничники, руководствуясь приказом командования, считавшего, что линия госграницы проходит не там, где ее представляли японцы, оборудовали окоп и проволочные заграждения на сопке Заозерной близ озера Хасан в юго-западной части Приморья, в 130 километрах от Владивостока. Японцы считали этот горный хребет своей территорией и заявили протест советской стороне. 15 июля советский пограничник застрелил на сопке японского жандарма, но японцы ждали еще две недели, прежде чем вытеснили пограничников и захватили высоты на советской территории. 1 августа задача выбить японские войска была поставлена уже регулярной Красной армии.
Зорге в тот день отправил телеграмму в Москву, которую не удалось полностью расшифровать из-за помех в связи, но смысл ее заключался в том, что он сожалеет: его многочисленные попытки предупредить руководство разведки не помогли улучшить боеготовность советских войск, и нападение японцев все равно оказалось неожиданным. Кроме того, действия японской армии произвели благоприятное впечатление на иностранных военных. Через два дня Зорге добавил: «Японский Генштаб заинтересован в войне с СССР не сейчас, а позднее. Активные действия на границе предприняты японцами, чтобы показать Сов. Союзу, что Япония все еще способна проявить свою мощь»[452]. Однако уже к 10 августа настроение японцев и иностранных военных специалистов изменилось: советские войска выдавили японцев с высот у озера Хасан, а 11 августа было установлено перемирие. Несмотря на одержанную победу, Красная армия понесла значительно бóльшие потери, чем японская, но по результатам ее действий был произведен серьезный анализ и сделан вывод (в виде совершенно секретного приказа наркома обороны № 0040 от 4 сентября 1938 года), что «только благодаря расхлябанности, неорганизованности и боевой неподготовленности войсковых частей и растерянности командно-политического состава, начиная с фронта и кончая полковым, мы имеем сотни убитых и тысячи раненых командиров, политработников и бойцов». Основными причинами неподготовленности были названы растаскивание личного состава на посторонние хозяйственные работы, крайне низкая боевая подготовка войск, неспособность пехоты и танкистов к действиям в реальном бою в условиях Дальнего Востока. Виновным, как и должно быть в армии, был признан человек, полностью отвечающий за боевую подготовку вверенных ему частей и соединений, – командующий Краснознаменным Дальневосточным фронтом маршал Василий Константинович Блюхер[453].
Вряд ли информация Зорге учитывалась при подготовке этого приказа, но 2 сентября он доложил в Москву о том, что японский Генштаб провел свой анализ действий Красной армии, который практически полностью совпал с мнением Генштаба РККА с тем только добавлением, что у советской стороны особенные проблемы с организацией боевых действий ночью, а также «у Красной Армии недостает смелости для рукопашных атак»[454].
В ответ «Рамзай» получил задание по детальному уточнению состава и дислокации соединений Квантунской армии в Маньчжурии. Это удалось выполнить благодаря помощи германского военного атташе майора Шолля, к середине ноября вернувшегося из ознакомительной поездки в Маньчжурию. 16 ноября Зорге передал в Москву полное описание Квантунской армии, а 27 ноября сделал важное дополнение, подготовленное при участии Мияги: в случае наступления советских войск японцы ожидают удара из Приморья (от Владивостока) и из Забайкалья (со стороны Читы), а вот наступление на Мукден из Монголии считают невероятным. И наоборот, в случае начала войны японцы будут атаковать по тем же направлениям, причем первоочередной и наиболее вероятной целью станет Владивосток.
Шолль ознакомился и с организацией разведки Квантунской армии, которой дал высокую оценку и систематизировал, разбив на три основные составляющие: наблюдение с линии границы, работа с русскими, живущими на территории Маньчжурии и, особенно, имеющими родственников в СССР, а также осуществляемые через разведцентры в Дайрене и Шанхае установочные связи с евреями в Советском Союзе и Америке, поддерживающими контакты в Китае. Этот отчет тоже лег на стол руководству Разведупра, скопированный и переправленный в Москву «Рамзаем»[455].
3 сентября Зорге доложил в Москву о ходе подготовки создания Тройственного союза между Германией, Италией и Японией. 10 декабря он подтвердил: «…в ближайшее время между Японией, Италией и Германией будет заключен тройственный военный пакт. Он будет якобы направлен против Коминтерна, фактически же он будет направлен против СССР, но предусматривает также давление и на другие страны»[456]. Италия дала согласие на подписание пакта только 23 дня спустя после этой радиограммы «Рамзая».
Интенсивность работы резидентуры к концу 1938 года возросла настолько, насколько актуальна стала тема военного противостояния Советского Союза и Японии. Всем было понятно, что военный конфликт если и за горами, то либо за приморскими сопками, либо за
