Шрифт:
Закладка:
Мой дорогой Рамзай, я вновь обращаюсь к вам с просьбой изменить ваш метод собирания информации… Так и только так ваше пребывание в Японии будет иметь хоть какую-то ценность для нашей работы»[464]. «Дорогой Рамзай» мог по концовке письма решить, что до сих пор ценности в его пребывании в Токио так и не было найдено…
Между тем в течение всего лета Зорге продолжал сообщать в Москву о состоянии консультаций по Трехстороннему пакту. 24 июня он передавал в Центр: «Переговоры между Германией, Италией и Японией о военном пакте продолжаются. Последние японские предложения, по сообщению германского посла Отт и военного атташе Шолль, содержат следующие пункты:
В случае войны между Германией и СССР Япония автоматически включается в войну против СССР.
В случае войны Италии и Германии с Англией, Францией и СССР Япония также автоматически присоединяется к Германии и Италии.
В том случае, если Германия и Италия начнут войну только против Франции и Англии (Советский Союз не будет втянут в войну), то Япония по-прежнему будет считать себя союзником Германии и Италии, но военные действия начнет против Англии и Франции только в зависимости от общей обстановки. Но если интересы Тройственного союза потребуют… (2 слова искажено), то Япония присоединится немедленно к войне.
Эта последняя оговорка сделана с учетом позиции СССР, который, видимо, будет втянут в европейскую войну, а также ввиду неясной позиции США. Активные военные действия Японии будут ограничены: во втором и третьем случаях Япония не выйдет дальше Сингапура. Согласно первого пункта, все японские силы будут брошены против СССР».
Эта радиограмма была прочитана «быстро» – всего за пять дней[465].
13 августа Зорге передал важнейшие сведения, имеющие отношение ко все еще продолжающемуся конфликту на Халхин-Голе, который со дня на день грозил перерасти в полномасштабную японо-советскую войну. Бранко Вукелич – «Жиголо» побывал в районе боев в качестве французского журналиста и своими глазами увидел происходящее с японской стороны. Помимо самых разных деталей, Вукелич узнал главное: «…от японского императора поступило распоряжение – не увеличивать военные действия на маньчжурскую границу, как это намеревалась сделать Квантунская армия»[466]. Это был сигнал к тому, что Япония не готова к полномасштабному конфликту и руки у Красной армии развязаны. Неизвестно, было ли донесено сообщение «Жиголо» до высшего руководства, но через неделю, 20 августа, советская сторона начала решительное наступление, закончившееся 28 августа полным разгромом японской группировки в районе Халхин-Гола. И снова мир отвлекся от событий в Монголии из-за чрезвычайно важных изменений в европейской большой политике: 23 августа главы дипломатических ведомств Советского Союза и Германии подписали Договор о ненападении, вошедший в историю как пакт Молотова – Риббентропа, снабженный секретными протоколами, предусматривающими раздел части Европы на сферы влияния между договаривающимися сторонами.
В Японии же известие о заключении советско-германского соглашения привело к очередному внутриполитическому кризису и усилению противостояния военных и представителей олигархического капитала. 26 августа посол Осима даже вручил немцам протест в связи с заключением пакта, но было поздно. Отношения между Германией и Японией, которая сочла себя обманутой верным союзником, испортились, а 30 августа правительство Хиранума ушло в отставку. В Токио еще более заметно стало стремление военных подписать с Советским Союзом пакт, аналогичный германскому, особенно после катастрофического для них разгрома на Халхин-Голе, ставшего настоящим шоком для квантунцев. В течение всего сентября Зорге регулярно ставит Центр в известность о новых веяниях в японских правительственных кругах, а заодно ведет непрестанные беседы с послом Оттом и военным атташе Шоллем, которые тоже начали склоняться к мысли о необходимости подписания договора о ненападении между СССР и Японией и, более того, попытались донести свои мысли до японской стороны[467].
16 октября Отт направил своему новому шефу – Риббентропу подробный политический доклад о состоянии дел в Японии вообще и среди японских военных прежде всего. 2 ноября Зорге в радиограмме кратко раскрыл его содержание: «…поскольку, как и ожидалось, Генштаб решил поддерживать дружественные отношения с Германией и последовать примеру Германии в отношении СССР, постольку общее урегулирование отношений Японии с СССР рассматривается как абсолютно необходимое». Весь этот радующий глаз Кремля отрывок был отчеркнут начальственной рукой прямо на полях расшифрованной телеграммы. Теперь военные интересы Японии должны были ограничиться – по крайней мере в ближайшее время – Китаем, и 24 ноября Зорге подтвердил, что в японском Генеральном штабе с полным вниманием рассматривается вопрос о разделе Китая на три сферы влияния: Японии, СССР и Чан Кайши[468].
Еще в октябре Зорге подготовил большой доклад для Центра, передать который, с учетом трудностей, возникших из-за обострения войны в Китае, удалось только в начале декабря. Причем встреча состоялась не за пределами Японии, как обычно, а в ее сердце – в Токио, во время спектакля популярного женского театра «Такарадзука», а связным выступил сотрудник легальной резидентуры, работавший под «крышей» советского консульства, Сергей Леонидович Будкевич («Осима», «Кротов»). Получивший перевод документов только 20 января следующего, 1940 года генерал Проскуров отметил в нем слова «Рамзая»: «Серьезной военной опасности со стороны Японии больше не представляется. Напротив, я вижу здесь приближающиеся внутренние разногласия и серьезное обострение хозяйственного кризиса…
[Хозяйственные трудности, длительность китайского конфликта, поражение в Номонхане и, наконец, германо-советское сотрудничество] сильно покачнули позицию армии внутри руководства Японии, а также и в самом народе. Армия дискредитировала себя в военном отношении как во внутренней, так и во внешней политике. Теперь руководство переходит в руки дворцовой клики и, частично, к крупным капиталистам»[469].
Но если военная опасность Японии после событий на Халхин-Голе и ввиду усиления внутреннего кризиса несколько ослабла, то опасность провала группы «Рамзая» с этого момента, наоборот, сильно возросла.
Глава тридцать четвертая
Камикадзе
Все это время наш герой, в отличие от китайских времен, не забывал о своей легализации. Он писал статьи, отправлял в Германию и Голландию информационные сводки, вел насыщенную жизнь журналиста-стрингера. Осень 1939 года в этом смысле оказалась отмечена двумя его знаковыми материалами. Первый назывался «“Ветер богов”. Отношение Японии к европейской войне» и был подготовлен для «Франкфуртер цайтунг».
Статья вышла 22 октября и начиналась с объяснения
