Шрифт:
Закладка:
4 февраля, в день назначения Отта послом, его лучший друг Зорге прибыл в Гонконг (по некоторым данным, через Манилу, что странно – Филиппины были в то время под протекторатом США). Официально: по просьбе Отта для составления политического доклада о положении в Южном Китае. Сугубо секретно – для передачи курьеру из Москвы тридцати восьми микрофильмов с 1212 снимками секретных материалов на них и приема от него денег на существование резидентуры[440]. На время отсутствия «Рамзая» в Токио «старшим в лавке» остался Клаузен. Он сам зашифровывал и отправлял материалы, заранее подготовленные, но не обработанные Зорге (их было не менее пяти). По загадочной причине Клаузен передал их с двухнедельной задержкой, так что Центр окончательно запутался не только в анализе сообщенных данных, но и в их источниках, ошибочно решив, что «Фриц» тоже добывает информацию, а не только передает готовую.
При встрече с курьером «Рамзай» категорически потребовал заменить себя, «так как за пять лет сильно измотался». Он спрашивал о здоровье жены, передал ей подарок и письмо, а к почте в адрес начальника Разведупра приложил специальное сообщение, в котором отмечал, помимо всего прочего, что она содержит «преимущественно подлинные документы из бюро Отта и Дирксена». Перефотографировать их приходится в посольстве, в опасности быть замеченным, и – Зорге не стеснялся похвалить себя – только такие «ловкачи», как он, могут совершать подобное, сохраняя спокойствие.
По поводу спокойствия Зорге лукавил. 26 марта он отправил сообщение, в котором напоминал, что по договоренности, достигнутой осенью, он остается в Японии до тех пор, пока не выяснит, начнется ли война против Советского Союза весной или летом 1938 года. Теперь он с чистой совестью мог заявить: «Война с СССР не начнется ни весной, ни летом 1938 г. Предвидеть события дальше этого срока, разумеется, вне человеческих возможностей. Исходя из этого, я полагаю себя вправе просить Вас о подготовке моего отъезда…
Прошу Вас, дорогой Директор, дать свое принципиальное согласие на то, что я могу рассчитывать на поездку домой весной…
Причины моего настойчивого желания поехать домой Вам известны. Вы знаете, что я работаю здесь уже пятый год. Вы знаете, как это тяжело. Вы знаете также, что в течение ряда лет до этого я работал в тяжелых условиях, что я живу без семьи, и это не может продолжаться слишком долго. Кроме того, я уже не молодой человек. Мои старые ранения без регулярного лечения дают о себе знать. Из всего этого надо сделать вывод, что мне пора ехать домой и остаться там на постоянную работу. О возвращении сюда не может быть и речи. Это практически невозможно…
Прошу передать привет моей жене и сообщить ей, что я скоро буду освобожден…»[441]
Ответ, направленный «Рамзаю» 29 апреля, был прям и прост: «В отношении возвращения домой – в наст. время, в условиях назревающего воен. кризиса – невозможно. Ваша задача исключительно важна. Заменить Вас некем»[442].
Вероятно, Зорге, получив этот ответ, был разбит морально, психологически. Он все-таки надеялся, искренне верил в возвращение домой, но… Возможно, именно это письмо привело к тому, что вскоре он разбился и физически. То, как именно это произошло, до сих пор до конца неясно, но в целом предыстория аварии такова. В Токио Зорге купил у своего друга Клаузена мотоцикл «Цюндапп»[443]: переложив таким образом деньги из одного кармана резидентуры в другой, он сделал рекламу фирме своего радиста и помог сам себе. Дело в том, что, если попытаться пройтись по токийским адресам Рихарда Зорге, а сегодня их не так уж сложно восстановить, окажется, что большинство сконцентрированы в небольшом квадрате в районе Западной Гиндзы: офис «Домэй цусин» (здание сохранилось), рестораны «Рейнгольд», «Ломайер», «Фледермаус», даже магазин грампластинок «Дзюдзия». Рядом отель «Империал» и парк «Хибия», где до сих пор существуют «баварский домик» и цветочный магазин, в котором Зорге покупал своим дамам букеты (все это в перестроенном виде, но ровно на тех же местах, что и 80 лет назад). Чуть в стороне – клуб «Фудзи», где наш герой тоже любил бывать, еще дальше, но в противоположную сторону – посольство Германии, на месте которого выстроен комплекс зданий Парламентской библиотеки. Ежедневные пешие переходы по этим маршрутам отнимали бы слишком много дорогого времени. К тому же для человека, у которого одна нога короче другой, они довольно утомительны. Ездить по Токио на автомобиле – возможно, и Зорге позже пользовался машиной, купив маленький «Дацун», но на узких улочках и в ежедневной толчее есть транспортное средство куда лучше и во сто крат удобнее: мотоцикл. Поэтому для страстного любителя этого вида транспорта «Цюндапп» был жизненно необходим, вот только правила дорожного движения Зорге соблюдал далеко не всегда, да и вообще он не очень любил соблюдать правила – любые.
В соответствии с канонической советской версией, 12 мая Зорге получил внезапное и срочное сообщение от Одзаки: «Японский Генеральный штаб поручил военному атташе Осиме вести переговоры о взаимопомощи в войне против Советского Союза! Есть документы. Встреча на Гинзадори у аптеки». Несмотря на позднее время, Рихард вскочил на мотоцикл и помчался[444]. Далее, якобы возвращаясь домой после рандеву, закончившегося около двух часов ночи, Зорге не справился с управлением и, наехав колесом мотоцикла на камень у стены американского посольства недалеко от поста охраны на проходной, выходящей в сторону Тораномон, потерял управление и рухнул.
Версия странная. Не говоря уже о том, что никакой «Гинзадори» в природе не существует и никогда не было (хотя такой указатель – специально для туристов – и установлен на одной из улиц в этом районе), место и время для передачи секретных материалов (два часа ночи в центре Токио) несколько удивляют: рестораны и бары закрыты, людей на улицах нет, за исключением разве что полицейских, которых тарахтенье иностранного «Цюндаппа» должно было привлекать, как ос на мед. Какие документы
