и тонкие, низкие и толстые, в подсвечниках и на блюдцах - взмах двери всколыхнул крохотные огоньки, и те задрожали, едва не погаснув. Рвущийся в ноздри запах благовоний успокоил Ютака. На краткое мгновение им овладело смирение. На многочисленных полках блестели скляночки с бирками: глутаральдегид, метанол, увлажнитель и многие другие. Таке лежала в центре, на выложенном бесцветной плиткой пьедестале. Глаза, грудь и пах прикрывали полоски материи. От надреза в области бедра к аппарату для бальзамации тянулась трубка. Сгорбившись над телом, хрупкая женщина в парандже и перчатках проводила массаж для снятия трупного окоченения. Она тщательно прорабатывала мышцы; разминала суставы; сгибала и разгибала фаланги. Чёрное облачение покрывало женщину от макушки до пят, а глаза скрывала сеточка, за которой виднелась лишь тьма. Ютака-сан забился в угол кабинета и стал наблюдать за её движениями. Закончив с массажем, работница бюро подошла к шкафу. Взяла с полки моток ниток и дугообразную иголку.

- Кто звонил? - спросила она, вдевая нить в иглу с первого раза; в её тихом старческом голосе преобладал ярко выраженный арабский акцент.

- Сын... - после недолгой паузы ответил Ютака. - Он узнал про смерть матери только сейчас.

- Печально, когда приходится брать на себя роль вестника скорби. И тем не менее, вы познали счастье быть мужем и отцом.

- Не думаю, что сей факт смягчит боль от утраты самого близкого человека.

Женщина согнулась над Таке. Приоткрыв её рот, принялась аккуратными стежками сшивать губы.

- В нашем похоронном бюро очень тонкие стены. Я слышала, как вы рыдали, пока разговаривали с сыном. Вы убиты горем, но вопреки этому изъявили желание присутствовать на процедуре бальзамирования. Многие родственники избегают усопших вплоть до кремации.

- Я буду рад каждой минуте, проведённой с любимой. Если вы не возражаете.

- Отнюдь нет, и даже напротив: если бы я могла превратиться в невидимку, чтобы вы с Таке чувствовали себя наедине, я бы обязательно в неё превратилась, - женщина обошла пьедестал и встала к Синигава-старшему спиной. - Уже выбрали надгробную надпись?

- По правде говоря, ещё нет. До сих пор не верится, что Таке вот-вот станет для меня лишь именем на гранитной плите.

- Разве жизнь мёртвых не продолжается в памяти живых?

- Цицерон. Сильные слова, - ответил Ютака. - Однако я бы предпочёл эпитафию, которая способна ранить прочитавшего так же глубоко, как и меня.

Обернувшись, женщина кивнула на стул у входа; на том стояла малахитовая шкатулка со множеством похожих на визитки карточек.

- Пока мы с Таке занимаемся макияжем, вы можете просмотреть что-нибудь из нашего ассортимента.

Сев на стул, Ютака поставил шкатулку на колени и стал внимательно перебирать карточки. Тиснёное золото букв образовывало самые разнообразные смыслы. Как же всё-таки удивительно, что всего три десятка символов при различных комбинациях способны нести в себе столь широкие спектры человеческих переживаний. Пока Синигава-младший перечитывал эпитафии, на его глазах опять наворачивались слёзы. Огни свечей расплылись в жёлтые пятна. Внезапно он замер: помутневший взор застопорился на стихотворении, которое описывало его эмоции точнее всего.

- Прошу прощения, я... обнаружил у вас одну эпитафию. Не против, если я вам с Таке её зачитаю?

- С превеликим удовольствием, - ответила бальзаматор.

Синигава-старший вдохнул полной грудью.

Померк надежды свет сим горьким днём.

Пронзила сердце боль, и скорбь сломила.

Дождись меня, на суд взойдём вдвоём,

Спросить судьбу, за что нас разлучила.

Дочитав, Ютака посмотрел на работницу бюро с любопытством и даже немного со стыдом; он подумал, что выбрал что-то дерзкое, а очернить память любимой ему хотелось в последнюю очередь. Надгробная надпись - не самый лучший способ для сублимации обиды. С другой стороны, если эта эпитафия лежит в этой шкатулке, значит кто-то посчитал, что ей здесь самое что ни на есть подходящее место. Женщина удостоила Синигава-старшего долгим взглядом; тот не видел её глаз, но чувствовал, как проницательно она на него смотрит. Отложив пудру, бальзаматор обошла пьедестала и встала перед Ютака.

- Я видела эту карточку всего однажды; задолго до того, как это похоронное бюро переехало на Люксон. Человек, который выбрал эту памятную надпись, был моим клиентом в самом что ни на есть прямом смысле этого слова.

- Что вы имеете в виду? - заинтересовался Синигава-старший.

- Однажды в «Исход» привезли труп парня. Заказчик, оплачивающий процедуры, общался с руководством бюро исключительно через интернет. На следующий день после вскрытия, когда я доставала тело того молодого человека из морозильной камеры, его пальцы были сжаты в кулак. Внутри кулака я обнаружила карточку с этой эпитафией... - женщина стянула перчатку, оголив морщинистое запястье. - За день до похорон тело парня исчезло. Видеозаписи оказались стёрты, а заказчик перестал выходить на связь. Все чеки и документы так же пропали. Полицейские не нашли улик, а дело закрыли за неимением доказательств. Клиент и мертвец исчезли, больше о них никто не слышал... Но через шесть лет... через шесть лет в бюро позвонил незнакомец и представился тем самым умершим молодым человеком. Фростом Фальстрёмом. Я не поверила, но он ответил на все мои самые каверзные вопросы: патологии, особые приметы, личные данные. Незнакомец поблагодарил меня за чуткость в обращении с его телом, на этом наш разговор завершился. Разумеется, я не поверила ни единому его слову. Я на всякий случай записала его номер на обратной стороне той самой карточки; думала, делу можно будет дать второй ход. С тех пор утекло много воды, и я даже позабыла про то странное обстоятельство.

Ютака слушал историю работницы с открытым ртом. Пальцы крепко-накрепко сжимали эпитафию. Одев перчатку, женщина вернулась к макияжу Таке. Ютака взглянул на оборот карточки: выцарапанные карандашом цифры отпечатались в зрачках подобно раскалённому клейму. Синигава-старший встал и покинул кабинет, даже не попрощавшись.

10. Королевство