– Третья, – подсказал Бранд.

– Третья: играя со мной, раскрыли значение вензеля «M», перечёркнутой «I», бросив умное и ничего не значащее замечание. Четвёртая: кому проще всего подменить сахар на яд, а потом яд на сахар? Кому проще всего спрятать в ящике Ивана Куртица бонбоньерку с ядом, а в ящике Картозина – портмоне с кошельком? Кому проще всего получить у Котова ключ от сада? Простой вывод: тому, кто всегда рядом, господину распорядителю Юсупова сада. Только зачем ему? У него нет никакой причины убивать Ивана, залезать в раздевалку Куртица и делать гадость Картозину. Конечно нет, он вне подозрений. До тех пор, пока подозрения не превращаются в чемодан с деньгами и драгоценностями. Ради них можно убить мать, брата, ещё троих людей. Загубить жизнь двум другим братьям, обмануть девушку, на которой обещал жениться. И разорить дядю, который вырастил зверя.

Ванзаров хотел помолчать, но ему не дали.

– Пятая, Родион Георгиевич! – торжествовал Бранд.

– Да, пятая: в конверт для меня вы положили сотню из портмоне Ивана. Не знали, что он играл в купеческую игру «когда денежка вернётся»: помечал свои купюры чернильными точками в виде буквы «W».

Бранд нашёл, что загнул все пальцы на правой руке. Потребовалась левая.

– Шестая ошибка!

– Шестая… Вы, Иволгин, заявили, что не знаете Симку. Что нелогично: как распорядителю не знать многолетнюю прислугу господина Куртица и его сыновей? И при этом узнали мёртвую Татьяну Опёнкину. Почему? Потому что дали Ивану поручение братства и устроили её в гостиницу Андреева. Чтобы она подкладывала записки Алёше и Ивану. Симка испортила задумку: заменила Татьяну ради своего интереса. Самое важное Татьяна пропустила, но вензель на льду увидела.

– Родион Георгиевич, осталась седьмая…

Ванзаров указал на мадемуазель Жом, затихшую между агентами:

– Вот она. Самая большая ваша ошибка, господин Иволгин. Вы думали, что, сойдя с поезда и тайно вернувшись в столицу, получите деньги. Но мадемуазель Жом любит деньги больше вас. Любит богато жить. Любит без посторонних глаз курить сигары, правда фальшивые, которыми пропахло убежище. Вы тоже совершили ошибки, мадемуазель Жом.

– Будь ты проклят, Ванзаров! – крикнула она.

– Главная: назвали генеральшу из Москвы по фамилии, хотя не могли её знать, и пожирали глазами её дочь. А ещё позволили мне посмотреть на фотографии. Конечно, вы не испугались моей угрозы, но быстро сообразили: показать фото Люлиной с дочерьми – отвести подозрения от Иволгина. Про третью фотографию Симки с сыновьями забыли. Да и согласились слишком внезапно и легко, что не в вашем упрямом характере.

– Ненавижу! – прошипела Жом и поникла на руках агентов.

– Усадите даму и дайте воды, – приказал Ванзаров и повернулся к Иволгину. – Вы слишком доверяли мадемуазель Жом, потому что знали её с детства. Это самая трагическая ошибка. Она напоила бы вас чаем с ядом и засунула в самый глухой угол сарая. Вы бы пропали без следа. Когда Фёдор Павлович выгнал бы мадемуазель Жом, она провела бы старость в роскоши и неге. Но об этом вы ничего бы не знали. Трупу деньги не требуются. А вот подстраховаться с саквояжем на случай ареста в вагоне – хорошо придумали. Фокусом с исчезновением трёхсот тысяч удивили господина Бранда.

Иволгин вскочил так резко, что Бранд не успел шевельнуться. Выставив сцепленные руки тараном, он бросился вперёд:

– Убью!

Ванзаров был готов. Увернувшись корпусом, пропустил нападавшего, короткой подсечкой свалил на пол, прыгнул всей массой тела так, что хрустнули кости, и локтем надавил на горло:

– Лежите смирно, Павел Яковлевич Куртиц. Чтобы я не поддался соблазну избавить мир от одной мрази.

Иволгин захрипел.

89

Фёдор Павлович кряхтел и хрипел. Крахмальный воротничок давил шею, манишка облегала так плотно, что трудно было дышать. Он ненавидел надевать фрак, в котором ощущал себя как в деревянной коробке: ни шевельнуться, ни вздохнуть, спину держи прямо. Одно мучение. Только крайняя нужда официальных визитов и званых обедов заставляла надеть фрак.

Праздники обычно случались зимой. По завершении святок 7 января фрак можно было вешать в шкаф. Столичные модники, потратившись на весёлые деньки, несли фраки в ломбарды и получали за них пару рублей. Костюмерные комнаты ломбардов становились похожи на дипломатический раут: на вешалках сплошь фраки. С началом новых праздников они выкупались. Фёдору Павловичу не было нужды получать за свой особо сшитый дорогой фрак три рубля. Нарочно сдавал в знакомый ломбард, выражая неприязнь.

Рано утром он сходил в ломбард. А сейчас, стоя перед большим зеркалом в холле гостиницы, смотрелся и приглаживал лакированный пробор. Парикмахерскую тоже посетил. Выглядел он как потрёпанный жених, в котором остался порох. Андреев, стоя поблизости и охраняя его пальто, выражал безмерные комплименты. Пока окончательно не утомил.

– Будь любезен, заткни фонтан, – было предложено ему.

– Господин Куртиц.

Этот строгий голос Фёдор Павлович слышать не хотел: не справился хвалёный сыщик, только беду принёс. Не имея возможности повернуть голову, он повернулся целиком:

– Чего тебе, Ванзаров?

– Прошу уделить время для разговора.

– Некогда мне болтать, не сейчас, после.

– Нет, сейчас.

Сказано с таким нажимом, что Фёдор Павлович поколебался. Он подумал, что потеря пары минут ничего не решит, зато отделается от этого бесполезного субъекта. Дав знак Андрееву провалиться куда-нибудь, Фёдор Павлович отошёл в дальнюю часть холла походкой цапли. Во фраке иначе двигаться невозможно.

– Что за срочность? – спросил он.

– Ваша дочь, Настасья Фёдоровна, арестована по обвинению в покушении на убийство, – сказал Ванзаров. Он встал будто нарочно так, что Куртиц оказался загнан в угол. – В полицейском участке она дала признательные показания. Сейчас содержится в камере предварительного заключения.

Фёдор Павлович ушёл из дома рано, не знал, что Настасью арестовывали. На фоне его проблем эта показалась наименьшей.

– Она Ивана убила?

– Вчера ночью она заманила Надежду Ивановну Гостомыслову в Юсупов сад и попыталась убить.

– Мерзавка, – искренне ответил Фёдор Павлович.

– Странно свататься к барышне, на которую вчера покушалась ваша дочь.

– Ничего, справимся… Надо было выгнать Настасью, да рука не поднималась, жалел. И вот как отплатила. Делай с ней что хочешь. Пальцем не пошевелю, чтоб выручить. Раз не нашёл убийцу Ивана, эта девица мне ни к чему.

– Убийцы пойманы, – ответил Ванзаров.

Фёдор Павлович хотел дёрнуть головой, но проклятый воротничок впился в шею:

– Не шути, Ванзаров…

– Арестованы, дают друг на друга показания.

– Кто? – спросил Фёдор Павлович, забыв, куда собрался.

– Мадемуазель Жом была обижена тем, что хотели прогнать её из убежища.

Бешенство закипало. Нет сил терпеть. Фёдор Павлович рванул с