Она не ответила, опустив голову.

Ванзаров продолжил:

– Смерть Ивана вас обрадовала: одним препятствием меньше. Вы знали, что Симка подкладывала записки вашим братьям, потом вы сунули приглашение на церемонию Картозину. Вы знаете, кто затеял «Братство льда», потому что на этом человеке держались ваши планы. Вы знаете, кто убил Ивана Куртица, Серафиму Маслову, Татьяну Опёнкину. Вы знаете, что этот человек поручил вам забрать пепел из номера Ивана, а вы отправили Котова с запиской для мадемуазель Гостомысловой. Знаете и покрываете. Это большая ошибка. Потому что этот человек предал вас. Уехал со всеми деньгами. Исчез. А вас бросил. Приговор суда и каторга достанется вам одной. А вы хотели его спасти: сообщили, что я напал на его след.

Настасья Фёдоровна не шелохнулась. Сцепила пальцы на коленях. Ванзаров ждал.

– Что хотите? – глухо спросила она.

– Пишите признание, пишите всё, что знаете о деле. Особенно опишите, как вы вздумали получить с мадам Гостомысловой десять тысяч шантажом, узнав кое-что от Симки, на что она намекнула, но не рассказала подробно. Вы поняли, что можно получить деньги, напугав Надежду Ивановну тайной, про которую сами толком не знали. Зато придумали цветок на окно поставить. Забрать не смогли, я помешал. Пишите правду. Это вас спасёт. Согласны ничего не утаивать?

Опустив глаза, она еле заметно кивнула.

– Господин Бранд, проводите мадемуазель Куртиц в отдельное помещение, выдайте письменные принадлежности, оставьте под наблюдением младшего чиновника Акулина. Потом ведите следующего.

Поручик, следивший за допросом как за театральным представлением, исполнил приказ с быстротой, не свойственной опытным полицейским. Только в начале службы можно так гореть делом. Потом огонёк затухает. Ну да ладно…

Бранд вернулся с господином в роскошной шубе, явно не по росту, вернее – по ширине. Руки господина сковали французские браслеты. Нести большой дорожный саквояж он не мог. Пришлось поручику потрудиться носильщиком. Задержанного подтолкнул на стул, саквояж водрузил на стол.

Устроившись, господин закинул ногу на ногу, демонстрируя независимость. От него излишне приятно пахло одеколоном.

– Я буду жаловаться, – заявил он.

Протянув руку, Ванзаров сорвал приклеенную растительность. Дёрнув головой и поморщившись, господин улыбнулся.

– Нельзя арестовать человека за то, что наклеил бороду и усы. Что в этом такого? В чём меня обвиняют?

– Для начала в убийстве саратовского судовладельца Паратова и Натальи Поповой, которая именовала себя Адель Дефанс.

– Какая чушь, – ответил он.

– Вчера вечером вас видели в гостинице «Франция», вы приходили в номер к Паратову.

– Да, признаю. Мокий Парфёнович пригласил меня отпраздновать его победу. Мы выпили с ним кофе, на прощание он подарил мне эту шубу и саквояж для летних путешествий. Широкая волжская душа, одним словом.

– Свой заграничный паспорт и билет до Парижа тоже подарил? – спросил Ванзаров. Чем вызвал суровое похмыкивание Бранда.

Скованными ладонями господин погладил красную полосу на щеке:

– Моя глупость. Когда вернулся домой, обнаружил в кармане шубы билет и паспорт Паратова. Да, должен был вернуть как честный человек. Но так захотелось проехаться до ближайшей станции в первом классе. Когда ещё выпадет такая удача. Поддался искушению. Но ведь это мелкая провинность, надеюсь…

– Вот же змей, – вырвалось у Бранда. За что поручик получил взгляд, от которого съёжился.

– За шалость порицают, – продолжил Ванзаров. – За кражу брелоков на золотой цепочке, заколки, запонок, перстня, которые вы сняли с мёртвого Паратова, а также кражу его портмоне и трёхсот тысяч суд добавит два года каторги.

Задрав руки и выпятив грудь в чистой сорочке и скромной жилетке, господин продемонстрировал, что драгоценностей Паратова на нём нет.

– Извольте обыскать меня, мою квартиру и проверить саквояж, – потребовал он.

Ванзаров дал знак.

Бранд расстегнул замочки, распахнул створки саквояжа и замер.

– Высыпайте, Сергей Николаевич.

На стол посыпались: пара мужских сорочек, кальсоны, пара тёплых носков, носовые платки и бритвенные принадлежности. Вещи ношеные, недостойные богатого судовладельца. В растерянности поручик ещё разок встряхнул саквояж. Выпала расчёска.

На лице господина мелькнула улыбка:

– Убедились?

Ванзаров дал знак вернуть вещи саквояжу.

– Убедился, – ответил он. – У вас, господин Иволгин, острый ум, дерзость и сильная воля. Порода видна.

– Получить комплимент от вас, господин Ванзаров, вдвойне приятней. Рад бы продолжать беседу, но мне пора. Раз моё путешествие не удалось, надо вернуться на службу. Каток уже открыт. – И он протянул руки, чтобы расстегнули браслеты.

– Я убедился, что именно вы могли совершить задуманное, найти новое решение, когда план почти сорвался, и совершить всего семь мелких ошибок, – сказал Ванзаров.

– Не понимаю, о чём вы, – улыбаясь, ответил Иволгин.

Ванзаров обернулся к Бранду, который сидел с чернильницей и ручкой наготове. Заносить в протокол пока было нечего.

– Сергей Николаевич, желаете услышать историю, какую нечасто доводится узнать полицейскому?

– Так точно, господин Ванзаров, желаю.

– Не возражаете, господин Иволгин?

– Я в браслетах, задержан невинно, – ответил он.

– Тогда начнём, – Ванзаров облокотился о стол. – Начнём с того, кто вы. При крещении вам было наречено имя Павел. Крёстной матерью была мадемуазель Жом, начальница убежища «Исток милосердия». Крёстным отцом – дворник убежища Василий. Ваша мать, Серафима Маслова, родила вас в убежище в двенадцать лет. То, что в заведении мадемуазель Жом такие случаи считаются нормой, ничего, кроме омерзения, не вызывает. Но сейчас не об этом. Ваш отец, Яков Куртиц, был убит подругой вашей матери Екатериной Люлиной. Не могу произнести вслух, что он совершил. Скажу, что у Екатерины Люлиной было две дочери, ваши ровесницы и двоюродные сестры от вашего дяди, Фёдора Павловича Куртица. Она их родила тоже в двенадцать лет. Вот такой семейный клубок.

Пристав положил ручку, опустил голову, на щеках его играли желваки.

– Это вступление к истории, – продолжил Ванзаров. – История начинается семнадцать лет назад, когда вам было четыре года. Мадам Куртиц совершила самоубийство, узнав, чем занимаются в детском убежище её муж и деверь. После чего Фёдор Павлович, вероятно, испытывая чувство вины, усыновляет вашего брата Кирилла, даёт ему новое имя и свою фамилию, а также удочеряет одну из своих кровных дочерей. Другая погибла. Вы оказались не нужны: трёх сыновей ему было достаточно. Вероятно, он поддерживал вас, дал образование, наконец, пристроил на каток. Не возражал, чтобы вы тренировались для забегов на скорость, порода и здесь показала себя. Ничего не напутал?

Иволгин молчал и улыбался.

– Благодарю за согласие, – сказал Ванзаров. – Год назад вы получили щелчок по самолюбию: упали в забеге, который должны были выиграть, и сломали нос. Конечно, вы знали, что тотошник – обман. Но надеялись, что Иван примет вас в расчёт. Оказалось, что деньги для него важнее. Господин Паратов потерял на вас две тысячи, для