Сказал, что запомнит эту поездку на всю жизнь, Петербург навсегда останется в его сердце, домой он увозит самые лучшие впечатления, а по возвращении напишет книгу о России, назвав её «Люди будущего». Переводя, Тухля ничего не переврал. Писателя искупали в овациях. Джером пожал руку Жаринцовой и Тухле, помахал на прощание и вошёл в вагон. Обер-кондуктор закрыл дверь тамбура, паровоз дал гудок, поезд тронулся и покатил в далёкий Париж. Публика махала на прощание, идя за уходящим поездом, сколько хватило дебаркадера.

– Уехал? – спросил строгий голос.

Тухля издал звук «ай!» и обернулся.

– Пухля! – воскликнул он. – Ты как здесь оказался? Почему не ночевал дома?

– Не называй меня так… Надо было снять с поезда субъекта, который по чужому паспорту и билетам вздумал укатить в Париж. А дома не ночевал по служебной надобности, – ответил Ванзаров.

Он не мог посвящать друга в обстоятельства прошедшей ночи. Как занёс на руках Надежду Ивановну, как успокоил «Слезой жандарма» рыдающую Елизавету Петровну, как вызвал Лебедева, который подтвердил, что с барышней всё в порядке, как до утра остался в гостиной по просьбе мадам Гостомысловой, чтобы ей было спокойнее, а в шесть часов, когда проснулась Надежда Ивановна, выслушал её признание; как в участке разбудил Бранда и отправил арестовывать неудавшегося убийцу, а чуть позже – Курочкина с агентами по иному адресу. В общем, пустяки, говорить не о чем.

– Вот как: служебная надобность, – сказал Тухля, изображая проницательность. – Опять ваше сыскное magnum ignotum… Ну темни, темни. А я знаешь, принял решение: буду писателем. Как мистер Джером. Начну писать криминальные романы про сыщиков. Они хорошо расходятся. Может, жена Юлия ко мне вернётся… Да и то сказать, писатели в России – богатейшие люди. Графу Толстому выплатят двадцать пять тысяч рублей за публикацию в «Ниве» его нового романа «Воскресение». А Чехов, как слышно, продал издателю Марксу права на свои сочинения за шестьдесят пять тысяч рублей. Ты только представь, Пухля, какая куча денег! Ты видел такую?

– Видел, – ответил Ванзаров.

Ответ показался странным. На всякий случай Тухля не стал допытываться.

– А у нас хорошая новость, – продолжал он. – Мы с мадам Жаринцовой решили пригласить в Петербург знаешь кого? Никогда не угадаешь!

– Шекспира?

Тухля досадливо отмахнулся:

– Ты пошл, Пухля… Сегодня утром мы отправили пригласительную телеграмму в Америку Марку Твену! Ждём его летом в столице.

– «Принц и нищий», – сказал Ванзаров, думая о своём. – Бродяга стал королём, король бродягой. Интересная история. Познакомь, когда мистер Твен приедет.

– Будет зависеть от твоего поведения, – ответил Тухля, надуваясь важностью. – Ты сейчас куда? Давай с нами.

– Не могу. Дела службы.

– Жаль. – Тухля вздохнул. Он рассчитывал, что Ванзаров заплатит за обед с Жаринцовой, на котором будет составлен план пребывания Марка Твена в Петербурге. – А что за дела? Спрашиваю не из пустого любопытства, спрашиваю как писатель криминальных романов. Мне нужна фактура…

– Надо закончить кое-что на катке Юсупова сада.

Ванзаров пошёл к привокзальной площади, где, пугая извозчиков, дожидалась закрытая полицейская карета с решётками на окошках.

88

Приёмное отделение было очищено от задержанных и городовых. Сам пристав удалился в свой кабинет, предоставив участок в полное распоряжение сыскной полиции. За столом дежурного сидел Бранд. В привычной полицейской форме, кобура на ремне. Перед ним были аккуратно сложены листы бумаги, чернильница, перьевая ручка и голубая папка нового дела, на обложке которой уже появилась надпись. Всё, чтобы вести протокол. От напряжения поручик то и дело поправлял пробор, и без того гладкий. С утра он совершил небольшой, но героический поступок, как сам считал, и теперь кипел желанием вершить закон и справедливость до конца. Пока пристав позволяет.

Ванзаров листал пожелтевшие страницы старого дела, поднимая облачка пыли. Папка была раскопана в глухой комнате участка, куда сваливали всякую рухлядь и ненужный хлам. Хранилась она в связке никому не нужных позабытых дел.

– Что нашли, Родион Георгиевич? – не удержался Бранд.

Закрыв папку, Ванзаров положил её на край стола.

– Прежний пристав исполнял обязанности умело, – ответил он. – Протокол составлен добросовестно, не упущены важные детали. Отметил у кровати умершей чашку чая и пару развёрнутых бумажек от порошков. Подробно описал внешние признаки смерти.

– Что это означает?

– Мадам Куртиц добровольно приняла две порции синеродистого калия и запила горячим чаем. Утром в постели нашли её остывший труп.

Бранд хотел сказать что-то умное, но не нашёл подходящих слов.

– Скоро всё выяснится, Сергей Николаевич. Ведите задержанную.

Выскочив из-за стола, поручик отправился к камерам участка и вернулся, держа под руку барышню в тёплой жакетке и шапочке. Наручников на ней не было. Подведя к столу, лёгким толчком заставил её опуститься на приставной стул, а сам шустро занял своё место.

– Что это значит? Как вы посмели? Что за произвол? – Барышня сердилась и вела себя дерзко. Несмотря на три часа пребывания в камере. Что на барышень всегда действует отрезвляюще. И не только на барышень.

– Мадемуазель Куртиц, вы обвиняетесь в покушении на убийство Надежды Ивановны Гостомысловой. – Ванзаров сидел напротив и смотрел в холодные пустые глаза.

– Какая чудовищная ложь.

– Вчера около восьми вечера вы пришли в гостиницу Андреева по чёрному входу, тихонько постучали в пятый номер. Надежда Ивановна вам открыла. Шёпотом сказали, что на катке я жду её для срочной встречи. Надежда Ивановна поверила, взяла коньки. Вы вышли через чёрный ход, встретились с мадемуазель Гостомысловой за воротами сада, отвели в тёмный угол, ударили по затылку, она потеряла сознание, упала. Залепили ей рот плотным снежком и закидали снегом.

Настасья Фёдоровна спокойно улыбнулась:

– У вас богатая фантазия, господин Ванзаров.

– Не умею фантазировать, мадемуазель, – ответил он. – На вас следы снега.

Барышня инстинктивно коснулась жакета, глянула на юбку и поняла, что никаких пятен остаться не могло. Давно высохли.

– Что за глупые шутки.

– Сейчас подтвердили слова Надежды Ивановны. – Ванзаров взял паузу, чтобы не осталось сомнений, и продолжил: – Она не задохнулась и не умерла. Была найдена и спасена. Её здоровью ничто не угрожает. Сегодня в шесть утра дала письменные показания. Они у вас, Сергей Николаевич?

– Так точно, – ответил Бранд со всей серьёзностью. – Приобщены к делу.

– Совершили необдуманный поступок, мадемуазель Куртиц. Испугались, что Фёдор Павлович сделает предложение и женится на Надежде Ивановне Гостомысловой. Что для вас будет означать конец мечты стать наследницей дела. Считали, что имеете на это право как приёмная, но родная дочь. В вас порода Куртица. Ради этого выполняли поручения «Братства льда», которым меня пугали. Иначе зачем вам интересоваться моим розыском? Иначе зачем вы обиделись на моего приятеля, который пошутил про петлю на шее убийцы? Потому что вы знали убийцу, он