Конечно, антигосударственные тенденции фронтового тыла прикрывались соответственными теориями. Спекуляция открыто выступать не любит, а за фиговым листочком теории дело никогда не останавливается. Фиговый листок упирается преимущественно на самобытность: вот если бы имели французскую железнодорожную сеть, ее густоту, ее мощность; если бы наши пространства были того же масштаба, с которыми имеет дело Западная Европа, — мы могли бы тогда перейти к государственному тылу; а то не угодно ли вести хлеб из-за Волги за несколько тысяч верст при наших перебоях в работе железных дорог; а кушать надо войскам давать каждый день. Как тут обойтись без фронтовой базы; Франция и Германия нам не в пример...

Где железнодорожное движение более свободно от перебоев — в ближайших 500-800 км от фронта или в дальнейшем тылу? Главной причиной, вызывающей перерывы в правильном продвижении снабжения по железным дорогам, являются оперативные переброски — маневрирование войск по железным дорогам. Основные перебои, очевидно, происходят на территории фронта. Почему же руководители снабжения фронта относили свои фронтовые базы на самую тыловую границу фронта? Кто предлагает базировать какую-либо армию, действующую в Белоруссии, на Иркутск? А какая разница выслать поезд с мукой из Вязьмы, где находится фронтовая база, или из Ельца? Отпадает только необходимость в лишней перегрузке, в постройке складов, да в создании лишнего многочисленного персонала, будет меньше одной целью для неприятельских воздушных нападений, освободятся ценные помещения, облегчится работа железных дорог, и войну станет вести дешевле... Вся софистика фронтовых сатрапий опрокидывается простейшим путем — допуском, что Елец включается в пределы их опричнины: в таком случае фронт сам сейчас бы отбросил свою фронтовую базу в Елец.

Изобилие тыловых санитарных учреждений, “земгусаров”, находило свое оправдание в особой ученой медицинской теории — о быстроте воспалительных процессов при ранении, из которых следовало, что добрую часть раненых можно вести по железной дороге в тыл, но только на несколько сот верст; а затем их надо выгружать и лечить на месте. Характер современных ранений таков, что от ст. Молодечно до Вязьмы везти его в санитарном поезде можно, а до Москвы нельзя; отсюда надо строить санитарные городки в пределах сатрапии. Кто хочет, пусть верит этой софистике! Раньше врачи при желудочных заболеваниях пичкали больных яйцами, а теперь наоборот, запрещают им есть яйца. При государственном подходе к вопросам эвакуации раненых изменение во взглядах на характер современных ранений может сложиться чрезвычайно просто.

Сейчас мы очень интересуемся военными действиями на малокультурных театрах Африки и Азии. Специалисты по этим театрам могут подсчитать, что Англия в Южной Африке или Франция в Марокко вынуждены были развернуть в четыре, а порой в десять раз превосходные силы, в сотню раз превосходную технику и израсходовать так же примерно в сто раз большие материальные средства, чтобы раздавить своих слабых противников. Вот что значит вести борьбу на малокультурном театре! У нас существует также известная традиция борьбы на малокультурных театрах, вскормленная турецкими войнами России, туркестанскими походами, борьбой в Маньчжурии. В России было два крупных “малокультурных” полководца: Паскевич и Куропаткин. Что значит сохранить эти традиции для европейской войны? Это означает требование по меньшей мере десятикратного материального превосходства над неприятелем. Вести войну с сильным европейским государством приемами, которыми Франция сломила сопротивление Марокко, это означает сознательное устремление на поражение...

Небольшое пояснение: существуют государства, имеющие на важнейших морских путях свои или союзнические оборудованные порты, где их военные суда могут возобновлять запасы угля; поэтому они могут строить свои суда с сильной артиллерией и броней, уделяя угольным ямам скромное место. Это — культурный военный флот. В истории русского военного флота были характерные периоды, когда морское командование предполагало, что крейсера должны быть готовы к океанской работе, вдали от всяких баз; в результате получились наполовину боевые суда, наполовину угольщики — вроде владивостокских крейсеров 1904 г. При одном тоннаже русские суда были много слабее английских, японских, итальянских. То же мы видим и на сухопутье; символ оперативной организации для борьбы на малокультурном театре — это большой живот и слабые руки. Еще в XIII веке, при завоевании Уэльса, английские рыцари начали облегчать свои панцири, которые мешали действовать в дебрях Уэльса. Война заставила французов ослабить свою артиллерию, и они поплатились за свои малокультурные устремления разгромом 1870 г.

Нельзя идти в тяжелых доспехах, с тяжелой техникой в дебри Африки и Азии, но горе пузатым, со слабыми мускулами армиям, выступающим в европейской войне!

 Мы стремились с возможной беспощадностью расправиться с русской тыловой традицией эпохи мировой войны, так как представляемая ею опасность удесятеряется вследствие совпадения с практикой гражданской войны. Опыт последней в отношении тыла чрезвычайно реакционен. Он отбрасывает нас на столетие назад. Эволюция войны привела нас в XX веке к понятию государственного тыла, к широкому обобществлению всех средств, находившихся на территории государства, для целей войны; эта эволюция свидетельствует о том, что всякая попытка организовать отдельное, замкнутое хозяйство разлагает общую экономику государства, и нет на войне спасения вне коллективизации усилий и средств. Создание фронтовых сатрапий с их стремлением к отдельным базам и экономической самостоятельности, отсутствие государственного тыла в мировую войну отчасти являлось недосмотром, отчасти блажью, пережитком, отчасти продуктом феодальных тенденций и общей слабости государственной идеи в царской России. В мировую войну фронтовой тыл являлся одним из важнейших факторов разложения государственной экономики; в гражданскую же войну уже разложение экономики диктовало устройство не только фронтовых, но и дивизионных баз, антисоциалистический характер устройства всего тыла, нарождение бесчисленного множества отдельных хозяйств, отчасти питавших красные армии, но преимущественно работавших на холостом ходу, на началах самообслуживания. При разрушенном транспорте и жесточайшем истощении экономики государственный тыл отсутствовал, суровая необходимость толкала отдельные части к самопомощи. Если мировую войну Россия вела малокультурно, то в гражданскую войну в отношении экономики и транспорта мы оказались уже в малокультурных условиях, и, естественно, многие тенденции в устройстве нашего тыла в обеих войнах совпадают. Действительно, если в гражданскую войну наличность 12 нестроевых на 1 бойца являлось почти идеалом, то не напоминает ли это условие борьбы на малокультурном театре, хотя бы Англии против Леттов-Форбека? На пути рационализации тыла мы всегда будем иметь против себя практику не только мировой, но и гражданской войны. Нужен резкий, диалектический скачок в эволюции наших взглядов на тыл, нужен