40-60 жителей — в 20 раз больше, чем в тех степях, на которых разыгрывалась англо-бурская война. Это население жило не слишком впроголодь и питалось не какими-нибудь моллюсками и водорослями, а картофелем и ржаной мукой, сеяло для скота овес, ячмень, клевер, содержало лошадей и коров. Отрицать наличие известного запаса местных средств не приходилось. В изобилии имелись лес, вода, встречалось жилье. Генеральный штаб исповедовал в отношении базирования общеевропейскую доктрину; официальная мысль, в курсе стратегии Михневича (2-е изд. 1906 г.), гласила, что при наличии железных дорог возможно использовать для снабжения армии запасы, собранные глубоко в тылу, и что театр военных действий должен быть оборудован магазинами лишь в том размере, который необходим, чтобы снабжать войска в период сосредоточения, не растягивая последний выделением особых поездов для снабженческих перевозок. В теории дело обстояло, таким образом, довольно благополучно; мы не говорим — вполне, так как стратегия уделила лишь поверхностное внимание тылу и оставила тыловых деятелей не связанными вовсе, дрессированными на свободе.

Но между принятой теорией и практикой существовал крупный разрыв. Традиции русской оперативной мысли воспитывались на практике балканских и азиатских походов. Паскевич после войны с персами, в малокультурной обстановке Закавказья, стал ревностным сторонником массового тыла, игнорирования местных средств, магазинного довольствия войск. На европейском театре, вынужденный отрываться от магазинов, он чувствовал себя совершенно не в своей тарелке, не понимал обстановки и действовал всегда вопреки ей. В турецкую войну 1877-78 гг. русские уделили очень слабое внимание организации нашего тыла; между тем, опираясь только на слабые румынские железные дороги и не располагая вовсе таковыми в Болгарии, они должны были бы не пытаться подражать Мольтке, а отойти от европейской теории в сторону приемов борьбы на малокультурных театрах. Снабженческие злоключения 1877 г. произвели сильное впечатление на молодого капитана Куропаткина, и последний пошел по стопам Паскевича. Этот путь принес большие результаты при окончательном завоевании Туркестана, где оказался вполне уместным, и сомнительные — в Маньчжурии, когда Куропаткин выступил уже в роли полководца. В хозяйственном отношении Куропаткин создал прекрасный тыл, в оперативном — отвратительный. Преувеличенное опасение за свои сообщения — это одно из последствий малокультурной практики. Опасения за тыл привели к проигрышу Ляоянской и Мукденской операций. Одна из важных причин проигрыша войны с Японией заключалась в недооценке культурности Маньчжурского театра военных действий. Уже в 1904-1905 гг. мы можем отметить со стороны тыловых деятелей очень опасный хозяйственный уклон — непонимание местных средств, стремление все везти из центра, несмотря на загруженность Сибирской железной дороги. Сибирь рисовалась, по-видимому, русским интендантам, как голодная ледяная пустыня. Они сразу же решили развезти с Волги по важнейшим станциям Сибирской дороги несколько миллионов пудов муки, чтобы обеспечить продовольствие перевозимым через Сибирь войскам. Если это им не удалось, то только по полному отсутствию нарядов на вагоны в их распоряжении. Конечно, от этого в пути никто не голодал. О Маньчжурии они знали, конечно, еще меньше, чем о Сибири; они не желали знать, что Маньчжурия может прокормить не только полумиллионную армию, но много большее количество людей и животных; и, несмотря на величайшие затруднения на Сибирской железной дороге, в ущерб доставке войск, пополнений и технического оборудования, они сумели протолкнуть в Харбин тысяч двенадцать вагонов муки и зерна... Если бы такие люди стали во главе любого коммерческого предприятия, они его очень скоро бы привели к банкротству. И им вовсе не потребовалось быть сознательными вредителями, чтобы пустить ко дну гибнущий старый строй России в мировую войну, создав экономическую катастрофу...

В отличие от пруссаков эпохи 1866 г., у которых каждый талер был на счету и фантазия коих жестоко обуздывалась скудностью средств в распоряжении государства, русский тыл мировой войны зародился в эпоху относительного благоденствия русских финансов; казначейство не знало заминок, так как на помощь ему всегда были готовы придти прекрасно оборудованные станки экспедиции заготовления государственных бумаг. Задерживающего центра в этом отношении не было. С другой стороны, театры военных действий связывались с центром государства десятком мощных железных дорог, которые могли фактически перекачать на запад все важнейшие материальные средства государства — зерно, скот, жиры, мануфактуру, оборудование, металл, доски. Не было и того задерживающего центра, который образовала в 1904 году теснина Сибирской железной дороги. В сущности Россия должна была бы прогореть в мировую войну гораздо скорее, если бы тыловые деятели не оказались вначале скромными людьми, которые лишь постепенно, к 1916 году, получили полный размах,

Распоясывание должно было иметь место, так как теоретических предпосылок для развертывания тыла не было, представления о стратегии и военной экономике были близки к нулю, а положение о полевом управлении войск 1914 года, естественно, имело в виду лишь регулирование юридических взаимоотношений между различными инстанциями. При этом это положение 1914 г. вводило чрезвычайно опасное мероприятие: оно делило весь театр военных действий против Германии и Австрии на два фронта и предоставляло каждому из них полную хозяйственную самостоятельность. Ставка верховного командования не имела никаких органов для руководства снабженческими вопросами; оба начальника снабжения фронтов самостоятельно требовали от государства все им нужное.

Тенденция современного развития заключается в том, что граница между театром военных действий и остальной частью государства должна сглаживаться; тылом становится вся страна. Но это требует единого, централизованного руководства всем тылом. Этот интегральный тыл возможно создать лишь при наличии интегрального полководца, то есть если войну ведет не особое лицо, а центральная государственная власть с неограниченной какими-либо пределами диктатурой. В условиях 1914 года это означало бы, по меньшей мере, подчинение всего военного министерства верховному главнокомандующему; военный министр должен был бы играть при последнем роль архиглавного начальника снабжений. По многим причинам, однако, при существовавшем режиме и личных отношениях, такая комбинация в 1914 г. являлась невозможной.

Для государственного тыла, следовательно, не хватало основных предпосылок. Россия вела на западном фронте в тыловом отношении две войны: одну — преимущественно германскую, другую — преимущественно австрийскую. В этих условиях граница, разделявшая театр военных действий от государства, должна была, конечно, не стушевываться, а углубляться. Если в начале войны тыловая граница проходила у Смоленска, то появлялась существенная разница между запасами, сложенными, положим, у Вязьмы или у Смоленска: военный министр мог направить запасы из Вязьмы и на юго-западный фронт или израсходовать их на какую-либо иную потребность. А что попало уже в Смоленск, то находилось в полном и бесконтрольном распоряжении фронта, составляло часть его хозяйства. Отсюда, конечно, предпочтение, отдаваемое фронтом Смоленску;