Дзоми растерялась на миг, потом кивнула:

– Я никогда не думала раньше в таком ключе, но теперь готова признать, что это правда. Но я в любом случае благодарна судьбе за то, что зал, в котором разбились мечты столь многих ученых, в конечном счете привел меня к вам. Я о таком взлете и мечтать не могла.

– Чего только в жизни не бывает, – заметила Гин. – Вчера мы были уличными сорванцами или крестьянскими девушками из далекой провинции, а сегодня уже королевы или высокопоставленные чиновники, решающие судьбы сотен тысяч людей, потому как они нуждаются в наших талантах. Но кто поручится за то, что ждет нас завтра?

Дзоми не привыкла слышать из уст королевы столь унылые сентенции. Она подозревала, что подобные настроения объясняются тревогой, которую Гин испытала, узнав, что ее срочно вызывает императрица. Гонец пояснил, что Джиа желает обсудить с ней мятеж на Арулуги и что дело не терпит отлагательств, а поэтому маршалу Мадзоти придется немедленно отбыть в столицу с императорским посыльным кораблем. Малая вместимость судна позволяла Гин взять лишь одного спутника, и она выбрала Дзоми Кидосу. С ней не было никого из охранников или доверенных генералов.

– Дзоми, а тебе известно, кто отец Айи? – вдруг спросила королева.

Вопрос удивил девушку. Она всегда полагала, что Гин избегает обсуждать эту тему.

– Ты его знаешь, – продолжила Гин. – Ты дочь его ума, тогда как Айя дочь его плоти.

Это признание ошеломило Дзоми.

– Айя не знает правды, – сказала королева. – Я скрывала это от нее, потому что… Наверное, мне хотелось, чтобы она больше гордилась мною, чем отцом. Гордыня – это грех, от которого никто из нас не свободен. И Луану я тоже не признавалась, потому что… Потому как хотела, чтобы он был со мной ради меня самой, а не из чувства долга. Если что-нибудь случится, пообещай мне, что ты… ты… – Королева не договорила, словно бы устыдившись мгновения слабости.

На миг у Дзоми мелькнула мысль: «А что, если подозрения Гин насчет намерений Джиа справедливы?» Но девушка тут же одернула себя, ведь императрица облагодетельствовала ее, и думать так будет предательством.

«Императрица вовсе не желает вам зла!» – хотелось закричать Дзоми, но ее связывала клятва молчания. «Ничего, вскоре Гин сама узнает правду», – рассудила она.

– Я обещаю защищать принцессу Айю, – проговорила Дзоми. – Клянусь, что сделаю все, что в моих силах.

Гин ничего не ответила, как будто и не слышала этих ее слов.

Большая площадь перед императорским дворцом увеличивалась в размерах по мере того, как воздушный корабль заходил на посадку.

* * *

Гин прибыла в Пан после полудня, но императрица не приняла ее сразу, несмотря на то что вызов в столицу был срочным. Видимо, государственные дела настолько занимали Джиа, что увидеться с маршалом Мадзоти она могла только завтра. Расположиться во дворце Гин не пригласили, потому что, как пояснил императорский секретарь, вид мечей в настоящее время государыня считает дурным предзнаменованием.

Покачав головой в осуждение мелочности Джиа – императрица так и не смогла смириться с предоставленной маршалу привилегией входить во дворец с оружием, – Гин направилась в отведенные ей апартаменты в гостевом комплексе, расположенном прямо за стенами дворца. Здесь на время пребывания по делам в столице останавливались приезжие аристократы или важные чиновники из провинций. Гин распорядилась насчет чая и завела разговор с Дзоми Кидосу, уверенная, что вскоре с визитами потянутся ищущие ее расположения генералы и министры.

Однако за большую часть дня никто так и не пришел.

Хотя Гин продолжала шутить, смеяться и болтать о разных пустяках, Дзоми заметила, как дрожала ее рука, разливающая чай. Но вот что было причиной дрожи: гнев или страх? Этого она определить не могла.

Постепенно на душе у Дзоми тоже становилось тревожно. Она не отличалась особой чувствительностью к политическим ветрам, но даже ей было очевидно: что-то здесь не так.

«Что же происходит в Пане?»

Наконец вечером пожаловал Мюн Сакри, главнокомандующий пехотой и один из самых близких друзей Гин.

– Какие любопытные слухи ходят при дворе? – спросила Гин, когда с приветствиями было покончено.

– Вот уж не думал, что тебя интересуют слухи, маршал, – сказал Мюн. – В любом случае я не знаю. Я был на Руи, готовил остров к отражению атаки Тэки Кимо, если тот вдруг окажется настолько дерзким, что отважится на подобное предприятие. Вернулся я только этим утром, а завтра отбываю снова, дабы сопровождать караван с зерном к императору на Арулуги.

– А, так ты тоже отсутствовал в столице, – разочарованно протянула Гин. – Нет ли вестей про Луана Цзиа?

– Про эту старую черепаху? Нет, ничего не слыхал. Впрочем, я за него не беспокоюсь. Он нырял с небес и катался на спине крубена – едва ли плавание по неведомым водам способно ему повредить.

– Как поживают Наро и Какайя-тика? – осведомилась Гин.

– Я в последние месяцы был так занят, что толком их даже и не видел. Но уже начал обучать мальчишку бороться со свиньями.

Гин расхохоталась:

– Ничего другого я и не ожидала.

– Я начинал свою жизнь простым мясником и не хочу, чтобы мой сын забывал это. Истоки – это очень важно, так ведь?

Гин помрачнела:

– Ты никогда не жалел, что не остался мясником, вместо того, чтобы вести… такую жизнь?

– Нет, никогда. – Мюн покачал головой. – Разве захочет воздушный змей лежать на земле, а не парить в небе?

– Даже если надвигается буря?

Сакри выглянул в окно:

– Похоже, скоро начнется дождь. Пойду-ка я домой, а то Наро забеспокоится.

Гин наполнила оба кубка и осушила свой залпом.

– За старых друзей и воздушных змеев, парящих в бурю!

Мюн выпил. Он облизнул губы, похвалив аромат вина. И не заметил тени печали, промелькнувшей в глазах Гин.

Глава 30

Тайна Дзоми

Пан, десятый месяц одиннадцатого года правления Четырех Безмятежных Морей

– Я не стану этого делать! – заявила Дзоми.

И снова она сидела напротив императрицы в ее частном зале для приемов, а между ними стоял чайник со свежезаваренным чаем.

Когда Мюн и Гин разговаривали, в гостевые покои пришел кастелян Ото Крин и передал Дзоми, что ее срочно вызывает императрица. Донесение, которое молодой женщине предложили подписать, возмутило ее до глубины души.

– Доказательства того, что Гин Мадзоти намеревалась взбунтоваться, неопровержимы, – произнесла Джиа, невозмутимо разливая по чашкам чай. – Ты просто подтвердишь то, что нам и так известно.

– Но королева никогда не собиралась бунтовать.

– Тогда зачем