лирические сонеты и бытовые картинки, легкомысленная болтовня и серьезные нравоучения, пикантные анекдоты во вкусе Боккаччо и философские размышления. Стихотворения связаны между собой прозаическим рассказом, составляющим смесь действительности и вымысла. В конце сборника помещена поэма «Ад и рай» («Га’тофет ве-га’эден»), сходная по сюжету с «Божественной комедией» Данте. В «Аде и рае» Иммануил дает волю своему сатирическому таланту. Он помещает в аду, наряду с неверующими греческими и арабскими философами, закоренелых талмудистов, презирающих светское знание, ханжей, скупых богачей, врачей-шарлатанов, писателей-плагиаторов. Но добродетельным иноверцам, признающим догмат единобожия, он отводит место в раю, между тем как Данте исключает из рая всех нехристиан.

Иммануил га’Роми, по мнению некоторых историков, был лично знаком с великим флорентийским поэтом; во всяком случае, у них был общий друг, итальянский писатель Босоно да Губбио. Когда после смерти обоих поэтов один из их противников написал, что они будут мучиться в аду за свое вольнодумство, Босоно ответил, что и Данте, и «Маноэлло» пройдут только через чистилище и затем попадут в рай. Иммануил написал на итальянском языке несколько сонетов, из которых два характеризируют его политический индифферентизм, в отличие от Данте, стоявшего в водовороте политических страстей: «Я ничего не люблю и ничего не презираю. В Риме я друг и Колоннов, и Орсини (двух соперничавших за власть патрицианских родов), выбирая то одного, то другого. Я рад успехам гвельфов, а когда они проваливаются, я примыкаю к гибеллинам». В одном сонете он изображает из себя религиозно-индифферентного человека и говорит, что, если б к нему явились Моисей и Арон, апостолы Петр и Павел и Мухаммед, каждый со своей проповедью, он не знал бы, за кем идти, «где путь святости и путь мирской». Это, конечно, только поэтическая шутка: в действительности Иммануил всегда оставался верен традиционному иудаизму, как это видно из его библейских комментариев и даже многих мест его поэтического сборника. Что он лично и в нравственном отношении был далек от типа кутилы и салонного героя, каким можно себе представить автора легких рассказов, видно из многочисленных нравоучительных стихотворений, чередующихся в его сборнике макам с фривольной эротикой. Там попадаются и глубоко-прочувствованные синагогальные гимны в стиле псалмов. Для строгой ортодоксии Иммануил, однако, являлся «неприличным» поэтом, и позднейшие раввины осуждали его писания.

Общественная сатира выступает яснее в прозаических произведениях провансальца Калонимоса бен-Калонимос (1286-1340). Уроженец Арля, обреченный гонениями 1306 года на скитальческую жизнь, высокообразованный Калонимос сблизился в Авиньоне с неаполитанским королем и любителем наук Робертом Анжуйским. По предложению короля-мецената он поехал в Рим с научной миссией и вскоре сделался там душой образованного общества. Калонимоса ценили как знатока арабской научно-философской литературы и переводчика многих ее произведений на еврейский язык. Он перевел с арабского около тридцати сочинений Аверроэса, Альфараби, Галена, Эвклида и других писателей. На латинский язык он переложил сочинение Аверроэса «Разрушение разрушения» («Destructio destructionis»), написанное в ответ на книгу консерватора Алгаззали «Разрушение философии». Калонимос не ограничивался переводной работой, а проявил способность к оригинальному творчеству. Плодом его житейских наблюдений была морально-сатирическая книга «Пробный камень» («Эвен-бохан»), где автор то серьезным, то юмористическим тоном обличает пороки, глупости и модные увлечения своих современников. Особенно достается богатым ханжам, прикрывающим набожностью свои скверные житейские дела, и раввинам, «торгующим наукой». Порой Калонимос иронизирует даже над талмудическим иудаизмом. Он жалеет, что не родился женщиной, ибо тогда он был бы свободен от многих талмудических предписаний и запретов и не должен был бы ломать себе голову над раввинской премудростью. Другое юмористическое произведение Калонимоса, небольшой «Трактат о Пуриме» («Masechet Purim»), представляет собою игривую пародию на Талмуд. Здесь с притворной академической серьезностью, под которой слышится подавленный смех, обсуждается вопрос, как следует напиваться в «праздник Гамана». Основные положения по этому вопросу излагаются в форме Мишны, а прения — в форме Гемары со всеми ее казуистическими тонкостями, которые тем больше смешат читателя, чем курьезнее предмет обсуждения. Эта с виду невинная пародия задевает слабые стороны талмудизма, и не даром позднейшие строгие раввины порицали автора за его обидную шутку.

Среди современников Иммануила и Калонимоса пользовался славой знатока философии Иегуда (Леон) Романо. Он переводил с латинского языка на еврейский сочинения христианских схоластиков Томаса Аквината, Альберта Магнуса и других богословов. В одном из переведенных им сочинений («Liber de causis») говорится, что перевод сделан по поручению короля Роберта. Иегуда Романо написал также комментарий к «Книге познания» Маймонида. Из писателей, пользовавшихся поддержкой неаполитанского короля-мецената, следует еще упомянуть о Шемарии Икрети (из острова Крита), уроженца Негропонта, находившегося тогда под властью Венеции. Первую часть своего обширного библейского комментария он посвятил королю Роберту, «носящему венец мудрости вместе с венцом царским, подобно царю Соломону» (1328). В этом комментарии автор поставил себе целью защищать Св. Писание против философской критики и вместе с тем объяснять текст по его грамматическому и логическому смыслу. Шемария внушил себе, что он свыше призван своими толкованиями Торы примирить раббанитов и караимов и устранить старый раскол в иудаизме. Как уроженец Негропонта, он, вероятно, сблизился с караимами Малой Азии и Византии и стремился примирить давних врагов. На старости Шемария предпринял для этой цели путешествие по Испании, но там его осмеяли, а местами преследовали, так как из его слов делали заключение, что он считает себя пророком или мессией (1352-1358).

Непродолжителен был еврейский литературный ренессанс в Италии. В XV веке, под влиянием растущей клерикальной агитации, ум обращается в сторону религиозной апологии. Пишутся книги, которые должны служить руководством для еврейских диспутантов при защите догматов иудаизма, и много таких писаний похоронено в пыли итальянских архивов. Редко выступает оригинальная литературная сила. Единственный поэт этого века, раввин и медик в Перуджии Моисей да Риети (ум. ок. 1460 г.), был искусным версификатором, излагавшим в стихах религиозно-философские идеи и историко-литературные сведения. Его поэма «Малый храм» («Микдаш меат») написана терцинами по итальянскому образцу, а по плану она также имеет некоторое сходство с «Божественной комедией» Данте. Поэма содержит ряд видений в небесных чертогах. В той части, где перечислены имена выдающихся писателей, Моисей да Риети опустил имена вольнодумных мыслителей Албалага, Ралбага (Герсонида) и Моисея Нарбони, объяснив, что исключил этих «мудрецов» из-за несогласия с их философскими воззрениями. Исключил он также своего предшественника Иммануила Роми «из-за его стиля и выражений в его эротическом сборнике». Консерватизм в Италии усиливался, как и в Испании той эпохи. Религиозная апологетика не мирилась со свободомыслием. Моисею да Риети пришлось участвовать в диспуте с «известным братом (монахом), врагом еврейства, который в своих проповедях в Риме поносил стан Божий,