подтвердил в Кракове грамоту Болеслава Калишского, данную евреям Великопольского княжества, и распространил ее действие на всю Польшу. Впоследствии Казимир дополнил грамоту Болеслава новыми законоположениями, которые вместе с прежними составили действующую конституцию польских евреев. Так как германские колонисты составляли в городах особые мещанские корпорации, управлявшиеся на основании «немецкого (магдебургского) права», то еврейские общины должны были обеспечить себя привилегией на особое управление. В общегражданском порядке эти общины управлялись королевскими воеводами, а в своих внутренних делах — выборными из своей среды. Освобождение от юрисдикции городских магистратов и корпоративных учреждений было особенно важно для евреев, которые в противном случае находились бы в зависимости от своих торговых соперников или от враждебного им католического духовенства. Этим желанием обеспечить права евреев как особого сословия были вызваны все акты Казимира Великого и его преемников.

Во вступлении к королевской грамоте 1364 года не говорится о евреях как «слугах королевской казны», по германскому образцу, но просто отмечается, что король «склонился на просьбу евреев, живущих во всех городах Польского государства», потому что «желает увеличить выгоды своей казны» (utilitates camerae nostrae augere cupientes) По смыслу этого основного закона, евреям предоставлялось право жительства и передвижения по всей стране, полная свобода торговли, ввоза и вывоза товаров, а также право заниматься ссудой денег на проценты под залог движимых или недвижимых имуществ. Закон повторяет почти буквально все пункты вышеупомянутой грамоты Болеслава относительно неприкосновенности личности и имущества евреев и юрисдикции над ними. Споры между евреями и христианами разбираются не городскими, а королевскими судьями: воеводой или подвоеводой, а в высшей инстанции — самим королем. «Судья для евреев» (judex judaeorum), обыкновенно подвоевода, обязан разбирать дела при синагоге или в другом месте, «где судятся все евреи». Тут, по-видимому, королевский суд по делам между евреями и христианами сближался с автономным судом по внутренним делам между членами еврейской общины, причем принималось во внимание обычное право обеих тяжущихся сторон. Грамота 1364 года, выданная Казимиром представителю евреев Великой Польши, Фальку из Калиша, предназначалась для всего государства. Тем не менее король счел нужным спустя три года (1367) выдать в Кракове новую грамоту в том же роде евреям Малой Польши, которые, по-видимому, особо об этом ходатайствовали. Здесь были усилены и принцип равноценности еврея (за поранение еврея положено наказание, какое полагается за поранение дворянина или шляхтича), и начало самоуправления (королевский судья по еврейским делам не может выносить решение без участия еврейских заседателей).

Все эти грамоты и привилегии были обнародованы Казимиром с одобрения высших чинов дворянства, составлявших совет короля.

Однако многие представители шляхты осуждали либеральные уставы о евреях. На Вислицком съезде 1347 года малопольская шляхта приняла закон об ограничении ссудных операций евреев: дозволялись только мелкие ссуды под залог вещей, а не займы под вексель или под заклад недвижимости; это ограничение сопровождалось одиозной мотивировкой: «так как коварное стремление иудеев направлено к разрушению веры и к присвоению имущества христиан». Тут выражались опасения той шляхты, имения которой, заложенные у евреев-заимодавцев, могли стать собственностью последних в случае неуплаты долга. Орудовало здесь и духовенство, которое еще в XIII веке противопоставило свои соборные каноны статутам Болеслава Калишского.

В страшную годину «черной смерти» польским евреям угрожала, по-видимому, большая опасность, так как вместе с чумой проникла из Германии и гнусная клевета об отравлении евреями рек и колодцев. В одной польской хронике сохранилось лаконическое известие, что в 1349 году «были истреблены евреи во всей Германии и почти во всей Польше: одни зарублены мечом, другие сожжены на костре». Нечто подобное сообщает мимоходом и одна итальянская хроника. Глухо упоминается о нескольких пострадавших общинах и в синагогальных элегиях. Можно допустить, что в пограничных с Германией местностях Польши, особенно в Силезии, были погромы на почве чумного обвинения, но едва ли они распространились на всю Польшу[57]. Напротив, в последние десятилетия царствования Казимира Великого положение евреев в Польше упрочилось, и беглецы из Германии могли там найти спокойное убежище.

Крепкие зародыши еврейских общин существовали тогда в главных городах трех провинций: в столице государства Кракове и в Сандомире (Малая Польша), в Познани и Калише (Великая Польша) и во Львове или Лемберге (Червонная Русь). В Кракове «еврейский квартал» (vicus judaeorum) упоминается в актах впервые под 1304, а синагога под 1356 годом, — что допускает возможность более раннего возникновения общины. Еврейский квартал не был еще замкнутым городом, и среди еврейских домов часто попадались христианские, принадлежавшие преимущественно немцам. В Кракове уже тогда появились богатые евреи, занимавшиеся покупкой и продажей земельных участков и домов и денежными операциями. Один из них, Левко, сделался банкиром Казимира Великого, который поручил ему заведование соляными копями в Величке и Бохнии и монетным двором в Кракове. Краковское мещанство завидовало влиянию и богатству Левки. Молва гласила, что он обладает волшебным кольцом, которым приковал к себе короля. Кредитные операции развились и в Познани. Здесь евреи ссужали шляхту деньгами под залог имений. Переход имений промотавшихся дворян в собственность кредиторов вызывал раздражение против евреев, которое позже приводило к печальным результатам. Со второй половины XIV века рядом с общинами Кракова и Познани становится община Львова. В этом городе, присоединенном со всей Червонной Русью к Польше в 1340 году, жили евреи еще раньше при русско-галицких князьях. В 1356 году Казимир Великий установил коммунальное право всех групп населения во Львове, предоставив немцам, армянам, евреям и татарам «судиться по своим собственным законам».

Отношения Казимира Великого к евреям соответствовали, таким образом, его общей политике по отношению к инородцам, которых он считал полезными для экономического роста страны. Тем не менее недоброжелатели евреев видели в этих актах государственного благоразумия проявление личных капризов и пристрастий короля. Польский летописец, епископ Длугош, рассказывает, будто Казимир благоволил к евреям только потому, что одной из его любовниц была красивая еврейка Эстерка: эта красавица, дочь еврейского портного из Опочно, овладела будто бы всецело сердцем короля, который поместил ее в своем дворце близ Кракова. От нее король имел двух дочерей, которых мать воспитывала в иудействе, и двух сыновей, Пелку и Немира, которые исповедовали христианскую веру и стали родоначальниками знатных польских фамилий. Эстерка была убита во время гонений, воздвигнутых на евреев преемником Казимира, Людовиком Венгерским. Весь этот романтический эпизод составляет, однако, смесь правды и вымысла, в которой трудно разобраться.

Смутные известия дошли до нас о судьбе евреев в промежуточное царствование Людовика Венгерского из Анжуйской династии (1370-1382), заполнившее пустоту между двумя польскими династиями — Пястами и Ягеллонами. Король-иноземец, разрушавший то, что создал его