к обитателям лесистых берегов Немана и Вилии, и евреи могли селиться здесь, не боясь насилий и гонений. Когда именно возникли первые еврейские поселения в Литве, трудно определить; достоверно только, что к концу XIV века существовали уже еврейские общины в более значительных городах Литовского княжества и соединенной с ним Волыни: в Бресте, Гродно, Троках, Луцке и Владимире. Тогда же могла возродиться и еврейская колония в старорусском Киеве, отошедшем от татар к Литве. Первый, кто официально узаконил существование этих общин, был великий князь Витовт, или Витольд (1388-1430), управлявший Литвой то самостоятельно, то от имени своего двоюродного брата, польского короля Ягеллы. В 1388 г. Витовт издал для брестских и других литовских евреев грамоту, сходную со статутами Болеслава Калишского и Казимира Великого, а в 1389 г. он даровал особую привилегию гродненским евреям. Литовский князь обнаружил в этих актах ту же разумную заботливость о мирной жизни евреев среди христиан, какую выказал в своих статутах Казимир Великий. Если в первой из грамот Витовта повторяются общие формулы польских привилегий («по лембергскому образцу»), то в грамоте для гродненских евреев, отступающей от обычного типа, выясняются некоторые конкретные черты еврейского быта в Литве. Из этого документа видно, что евреи в Гродне имели свои дома и «пляцы» (земельные участки) на определенных улицах, свою «божницу» (синагогу) и «копище» (кладбище). В своих домах они «шинковали», т.е. продавали спиртные напитки, уплачивая за эту особую повинность князю, а на рынке, в «клетках» (лавках) и на улицах торговали наравне со всеми мещанами. Они занимались также ремеслами. Они имели право владеть «грунтами», участками земли пахотной и луговой («сеножатной»), под условием уплаты поземельного налога князю. Таким образом, евреи в грамоте 1389 года выступают как торговцы товарами в лавках и напитками в домах, как ремесленники и землевладельцы. О ссудных операциях в этом документе совершенно не упоминается, из чего можно заключить, что в патриархальной Литве евреи тогда еще не занимались денежной торговлей. Немецкие мещанские организации еще не успели проникнуть в Литву. Из инородцев рядом с евреями жили русские и татары. Появились здесь и выходцы из татарского Крыма, караимы. Последние, по караимскому преданию, переселились из Крыма в Троки и Луцк по приглашению великого князя Витовта, который наделил переселенцев широкими привилегиями.

Таким образом, положение евреев в Великом Княжестве Литовском было благоприятнее, чем в Королевстве Польском. Еврейские переселенцы, направлявшиеся из Германии в Польшу, частью попадали в Литву и там приобретали оседлость. Кроме отдаленного Крыма, Литва была тогда предельным пунктом еврейской иммиграции, шедшей с Запада на Восток, так как Московская Русь была почти закрыта для евреев.

§ 64. Борьба клерикальной политики с либеральной при Ягеллонах

Политическое влияние, приобретенное духовенством в коронной Польше при Владиславе Ягелло, грозило печальными последствиями после его смерти, когда вследствие малолетства наследника престола страной управляло регентство с краковским епископом во главе (1434-1444). Глава регентства, епископ и впоследствии кардинал Збигнев Олесницкий, стоял в центре европейского клерикального движения и видел свое призвание в том, чтобы доставить ему торжество в Польше. Но надежды клерикалов рушились, когда королем Польши сделался великий князь Литовский Казимир Ягеллон (1447-1492), сторонник идей итальянских гуманистов, желавший освободиться от давления крупной шляхты и церковных сановников. К евреям Казимир Ягеллон относился хорошо еще в то время, когда был только великим князем Литвы. Он широко применял здесь либеральный еврейский статут Витовта, охранял права и автономию евреев и караимов (трокским караимам он дал привилегию на самоуправление, или «магдебургское право», в 1441 г.) и часто пользовался услугами предприимчивых еврейских финансистов и откупщиков пошлин для увеличения государственных доходов. Приняв польскую корону, Казимир начал покровительствовать евреям во всем объединенном государстве. В 1453 г. король, по ходатайству еврейских общин Великой и Малой Польши, выдал им грамоту, в которой демонстративно заявил: «Мы желаем, чтобы евреи, которых мы особенно охраняем ради интересов наших и государственной казны, почувствовали себя утешенными в наше благополучное царствование». Подтверждая все ранее дарованные евреям права и вольности, свободу жительства и торговли, автономию общинную и судебную, неприкосновенность личности и имущества, защиту против ложных обвинений и нападений, — грамота Казимира Ягеллона являлась прямым протестом против канонических законов, еще недавно возобновленных для Польши Калишским собором, а для всего христианского мира — вселенским Базельским собором.

Этот либерализм короля возбудил волнение в католическом духовенстве. Вождь клерикальной оппозиции Олесницкий, получивший тогда в Риме сан кардинала, пустил в ход все средства, чтобы добиться отмены льготной еврейской конституции. В это самое время в соседнем Бреславле вел свою яростную юдофобекую агитацию папский легат Капистран, зажегший там инквизиционный костер для жертв ритуального навета. К этому «бичу иудеев» отправился сподвижник Олесницкого, краковский каноник и польский историк Ян Длугош, и уговорил его приехать в Краков для воздействия на юдофильского короля. Капистран немедленно приехал и был торжественно встречен двором и духовенством. На площади около церкви этот фанатик произнес перед огромной толпой зажигательную проповедь, в которой выразил свое возмущение тем, что в столице католической Польши евреи так размножились и заняли высокое общественное положение. В личных беседах с королем Капистран старался увещаниями и угрозами склонить его к отмене еврейских привилегий. Не добившись успеха, он послал копию выданной евреям грамоты в Рим к папе Николаю V, жалуясь на упорство короля, заступающегося за врагов церкви. Одновременно выступал и Олесницкий. В мае 1454 г. он обратился к Казимиру с письмом, в котором резко упрекал его за то, что «в ущерб и обиду вере» король подтвердил в пользу евреев привилегии и льготы, «ложно носящие имя и титул государя Казимира Великого». Последней фразой Олесницкий хотел опорочить подлинность старой хартии XIV века и внушить королю мысль, что евреи подсунули ему для подтверждения поддельную грамоту (незадолго до того подлинная грамота Казимира Великого сгорела во время пожара в Познани, и еврейские депутаты представили ее королю только в копии). В этих привилегиях — писал кардинал — имеются «статьи, противные христианской религии» и могущие опозорить имя короля, «как уже объяснил достопочтенный патер Иоанн Капистран». Свое письмо Олесницкий кончает и угрозой, и мольбой: «Не думай, что в делах религии христианской ты волен постановлять все, что тебе вздумается. Никто не велик и не силен настолько, чтобы ему нельзя было воспротивиться, когда дело касается веры. Умоляю твое королевское величество отменить упомянутые привилегии и вольности. Покажи, что ты — государь католический, и удали всякий повод к бесславию для твоего имени и к могущим возникнуть худшим еще соблазнам». Казимир сначала