Эта скудная природа —

Край родной долготерпенья,

Край ты Русского народа!

Не поймет и не оценит

Гордый взор иноплеменный,

Что сквозит и тайно светит

В наготе твоей смиренной.

Удрученный ношей крестной,

Всю тебя, земля родная,

В рабском виде, царь Небесный

Исходил благословляя.

Наш список мог бы быть увеличен многими почтенными именами – Новикова, М.Н. Муравьева, князя С.А. Шихматова, Стурдзы, Голубинского, Капниста, Шаховского, Шатрова, Козлова, Норова, Ал. Н., Ан. Н. Муравьевых, Плетнева, Давыдова, Шевырева, К.С. Аксакова и М.А. Дмитриева, Даля, Рихтера…

* * *

Обратиться ли нам к деятельности в других областях? Слушайте:

Суворов. Религиозность была отличительным его свойством. «Помилуй Бог» – вот с каким кликом вел он к победам Русское войско.

Сперанский. Прочтите письма его к друзьям, к дочери: благочестие слышится во всякой строке. Перевод Фомы Кемпийского «О подражении Христу» был для Сперанского сладким отдохновением после тяжких трудов государственных.

Граф Блудов. Я не знаю, много ли можно указать людей в Европе, которые не уступали бы ему в блеске ума, в живости речи, в разнообразии сведений, в знакомстве с литературой всех европейских народов. Нечего говорить о его честности, благородстве любви к отечеству.

Приведу несколько его мыслей из собрания, малоизвестного в публике:

«Минуты сладостные, когда мы, так сказать, согреваемся благодарностью к Творцу и доброжелательством к ближнему, вы даете понятие о рае! Тогда сердце забывает оскорбления, воображение – страх, и ум, отбросив бремя сомнений, вдруг по какому-то мгновенному откровению, постигает тайный порядок всего, так же как по струе света, прокравшейся сквозь ставень, мы узнаем о ясном дне и солнце. Тогда все предметы, не изменяясь, принимают для нас вид новый, и на каждое впечатление в нас что-то отвечает с любовью, что Божий мир прекрасен и человеческий лишь кажется дурным».

«Не будучи ученым богословом, я люблю в преданиях Ветхого Завета искать пророческих изображений Христа. Повесть прекрасного Иосифа, трогая мое сердце, оживляет его неизъяснимой новой надеждой. Иосиф, проданный враждебными братьями, из рабства восходит на ступени престола фараонов, и братья гонители у ног его, и между одиннадцати только один невинный. Но вместо укоризн и угроз, Иосиф плачет, сначала скрывая свои слезы; первые слова его: я брат ваш, и после, сквозь рыдания, он едва прибавляет: проданный вами. О Ты, изображенный в патриархах! Ты, чрез жертву крови усыновивший нас Отцу Твоему! И Тебя мы, неблагодарные, продаем ежечасно, за обманы сего мира, за блага, кои презирает наш собственный разум. Когда настанет роковая минута, когда мы явимся пред Твоей славой, простертые, без прав на прощение, приговор ли судьи поразит нас, или мы услышим слова утешительные: Я брат ваш Иосиф».

* * *

Присоединяю следующий рецепт земного счастья, прописанный гр. Блудовым для старшей его дочери в 1831 году.

«Как я молю Бога, чтоб ты была счастлива тем не мечтательным, не обманчивым счастьем, которое мы все больше или меньше можем находить, ибо оно не во внешнем мире, а в душе нашей, в исполнении долга, во внутренних, независимых от рока наслаждениях, в добродетели, в постепенном, но непрестанном совершенствовании нашего нравственного существа и в данных нам для того средствах, в драгоценной способности постигать истину и высокие мысли отличных умов ею вдохновенных, и в другой, еще драгоценнейшей – чувствовать в сердце своем те чистые, чудные всякого своекорыстия порывы к добру и конечному его источнику, которые, хотя мгновенно, но заставляют нас забывать, что мы на земле, и слабы. Прибавим к сему и непритворную, но умеренную, благоразумную любовь ко всему прекрасному в природе и в произведениях искусства, ее повторяющих: вот элементы блаженства, сколько оно возможно для нас, пока мы в этой бренной форме».

* * *

Вот наш славный, благочестивый русский полк, которым, кроме церковных учителей – Платона, Филарета, Иннокентия, – воспитывались наши поколения, который доставляет наслаждение всем мыслящим современникам, который служит лучшим украшением нашей истории.

Вот кто подает вам пример, молодые люди! Вот кто должен служить вам образцом, кто указывает вам путь направо!

А вы кого слушаетесь?

* * *

Правила скромности не позволяют распространяться о современниках, но если я укажу на князя Вяземского, на Ф.Н. Глинку, если я скажу, что лучшие страницы графа Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, А.Н. Майкова принадлежат религиозному вдохновению, то, надеюсь, никто не поспорит со мной.

Кн. Вяземский, наш славный свидетель времен лучших, как будто молодеет талантом, старея годами, и недавно дал нам случай слышать священные звуки: вот прекрасное его стихотворение, которое назвал он «Одно сокровище».

Одно скоровище, одну святыню,

С благоговением я берегу;

За этим кладом я ходил в пустыню

И кочевал на дальнем берегу.

Весь этот клад – одно воспоминанье;

Но жизнь мою, жизнь мелочных забот,

Оно искупит, даст ей смысл, благоуханье,

Которое меня переживет.

Я помню край опустошенья полный,

Минувшего величья прах и тлен;

Пожаром там прошли столетий волны

И выжгли почву, жизнь и след племен.

Природа смотрит дико и несчастно;

Там на земле, как будто казнь лежит,

И только небо, скорбям непричастно,

Лазурью радостно горит.

Там дерево томится тенью скудной.

Поток без волн там замер и заглох,

И, словно, слышен в тишине безлюдной

Великой скорби безконечный вздох.

Но этот край – святая Иудея,

Но летопись опальной сей земли —

Евангелие: свято, не старея,

Сии места преданья сберегли.

Передают дням беглым камней груды

Глаголы вечности и Божий суд;

Живые там – порожние сосуды,

Но мертвецы хранят живой сосуд.

Текущий день мрачнее мертвой ночи,

Но жизнью дышит вечное вчера:

Здесь пред тобой слепцу отверсты очи,

Здесь недвижимый восстает с одра.

Из каменного гроба Иисусом

Здесь вызван Лазарь; страшный, грозный вид!

Его лице обвязано убрусом

От плеч до ног он пеленой обвит.

Но он восстал, мертвец четверодневный;

Забилось сердце, жизнью вспыхнул взор:

Услышаны молитва, плач душевный

О милом брате плачущих сестер!

Священных книг и лица и событья

Живой картиной