Вы осуждаете толпу, большинство, вы отвергаете всякое предание, вы считаете себя передовыми людьми, стоя на высоте, запевалами прогресса. Вы хотите проповедывать новый устав жизни, вы хотите учить, как люди должны жить и вести себя; вы хотите распространять новые нравственные законы, преподать истинную науку жизни. Признайтесь, однако ж, по совести, что, принимая на себя эту обязанность, вы невольно краснеете, если обращаетесь на себя и рассматриваете беспристрастно, какова ваша настоящая жизнь и нравственность. Положите руку на сердце и отвечайте: ваше учение имеет ли влияние на вашу жизнь, на ваш образ действий, на спокойствие вашего духа? Вы, отвергающие, отрицающие живете лучше ли других принимающих, утверждающих? Не много ли дела должна иметь с вами управа благочиния, не говоря уже о высшей инстанции абсолютного суда и естественной справедливости? Надеетесь ли вы успеть далее, работая над собой в продолжение жизни? Едва ли, да и незаметно, чтоб вы о том думали. Учителя ваши или предшественники кусают локоть – те, которые остались в живых после несчастных своих опытов, но не достанут его. Разочарованные, развинченные, одряхлевшие, шатаются они, как тени, а покойники, жив не людьми, по пословице, умерли не родителями и жестоко поплатились за свои заблуждения. Герцен, который был умнее, даровитее всех, гигант между вами, как окончил жизнь свою? Слава Богу, что он успел еще сознаться в некоторых своих заблуждениях. А вы-то что? Следовательно, учение ваше не только не приносит никому пользы, ни в каком смысле, на практике, в действительности, в жизни, наперекор теории, а губит людей, начиная с вас самих. Вы только что пишете, пустомелите, или пустозвоните, а люди ниже вас, ограниченнее вас, толпа, неопытная молодежь, в уездах, по гимназиям, читают и рукоплещут, пока не постигнет их та же участь, и они заплачут горько о потраченных силах, об испорченной жизни и страшной судьбе.

Да и долг-то как вы докажете потомкам Дарвинова зверя?

* * *

Если с нынешними понятиями и верованиями, в нынешней узде, человек, говоря вообще, так мало подвинулся вперед по пути добра и нравственности, то разнузданный, где б он очутился?

Что значат слова умирающего: не помяните меня лихом? Не все ли то равно для него, будут ли проклинать или благословлять его; к чему забота о доброй славе? Ведь это было бы пустословием.

Нет, здравый смысл отказывается принимать такое учение, как бы ни силились вы его доказывать!

И кто же будет исполнять приказываемое вашим долгом, начиная с вас самих, учителей? Вашему товарищу понравилась ваша жена, а вам его сестра. Должно ведь тотчас сделаться, как хотим, а чуть не по нас, взводится курок! Украсть, обмануть, солгать, обольстить, ведь это все возможно, позволительно, для удовлетворения своих желаний, которые одни имеют законное право на земле и не терпят никакого возражения, по той же системе!

Попытайтесь составить программу из ваших положений: вы сами удивитесь безобразию этого целого, безобразию, которое для вас неприметно в благовидной форме возражений на настоящие верования.

Что делать с вашей программой? Преподавать ее в училищах? Ученики, как подрастут, прибьют учителей. Вы образумите их разве с трудом, и то немногих через долгое время.

А сколько времени пройдет, пока можно устроить вам, оборони Боже, такие училища?

Вы думаете переучить взрослых? Переученные с половины дороги поставят все вверх дном. Чем можно остановить их?

Прежде, чем лучшая часть системы будет вразумлена, т. е. понятие о долге, невежественная толпа ухватится за худшую, и, отрицая Бога, Промысл, безсмертие, пустится во вся тяжкая. Каково положение общества![236]

При вашей посредственности и бездарности, авось, Бог даст, обратить вам не удастся многих, кроме той обреченной сволочи, которая и теперь около вас трется, думая составлять с вами авангард прогресса, – но ведь и ее жалко![237]

Друзья мои! Бросьте пустые, душевредные для православных ваших соотечественников умничанья! Примитесь за дело, поучитесь хорошенько естественной истории, посидите побольше над человеческой, походите в классы физики, посмотрите на опыты химии, послушайте лекции астрономических, поучитесь вообще, вникните в Евангелие – и вы, по крайней мере, добросовестные из вас, иже к просвещению, вы почувствуете верно новое в сердце своем и вспомните дьяконский возглас, если в детстве бывали когда в церкви: Премудрость, прости! И сесть за указку, начав: аз, буки, веди, а потом приняться и за Псалтирь: Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалищи губителей не седе. Но в законе Господни воля его и в законе его поучится день и нощь (Пс. 1, 1–3).

V

Все представители русской словесности, все наши замечательные умы, наши передовые люди, мыслящие, образованные, честные, благородные, даровитые, – некоторых можно признать даже гениальными, – все отличались религиозностью, и если некоторым случалось отдать дань молодости, подвергнуться искушениям, то в зрелых годах, в лучшие свои минуты, вследствие размышлений, опытов, знакомства с жизнью, они обратились на прямой путь тем с боᅧльшей твердостью и заявили свои искренние и глубокие убеждения.

Вспомним Ломоносова, Державина, Хераскова, Фон-Визина, Дмитриева, Карамзина, Жуковского, Мерзлякова, Пушкина, Гоголя, Киреевского, Хомякова, Тютчева…

Начнем с Ломоносова. Прочтите его утреннее и вечернее размышление о Божием величестве, по случаю великого северного сияния. Я приведу здесь несколько строк из обоих стихотворений, оставляемых без внимания, забываемых новыми учителями словесности; они покажутся новостью для многих в настоящей нашей литературной мятели.

* * *

Уже прекрасное светило

Простерло блеск свой по земли,

И Божия дела открыло:

Мой дух с веселием внемли;

Чудяся ясным толь лучам,

Представь, каков Зиждитель сам.

Творец, покрытому мне тьмою

Простри премудрости лучи…

* * *

Лице свое скрывает день;

Поля покрыла мрачна ночь,

Взошла на горы черна тень;

Лучи от нас склонились прочь.

Открылась бездна звезд полна;

Звездам числа нет, бездне дна.

Песчинка как в морских волнах.

Как мала искра в вечном льде,

Как в сильном ветре тонкий прах,

В свирепом как перо огне,

Так я в сей бездне углублен

Теряюсь, мысльми утомлен!..

Но где ж, натура, твой закон?

С полночных стран встает заря;

Не солнце ль ставит там свой трон?

Не льдисты ль мещут огнь моря?

Се хладный пламень нас покрыл!

Се в нощь на