О вы, которых быстрый зрак

Пронзает в книгу вечных прав,

Которым малый вещи знак

Являет естества устав!

Вам путь известен всех планет.

Скажите…

Сомнений полон ваш ответ

О том, что окрест ближних мест:

Скажите ж, коль пространен свет?

И что малейших дале звезд?

Несведом тварей вам конец:

Скажите ж, коль велик Творец?

Державин. Китайцы восхищаются его одой «Бог». От многих стихов, вылившихся в минуту вдохновения, не откажется никакая философия.

О Ты, пространством безконечный.

Живый в движеньи вещества.

Теченьем времени превечный,

Без лиц в трех лицах божества!

Дух всюду сущий и единый,

Кому нет места и причины,

Кого никто постичь не мог,

Кто все собою наполняет,

Кого мы называем – Бог!

Херасков. Размышления о таинствах религии были любимым его занятием в жизни.

Фон-Визин. Бессмертный автор «Недоросля» и Бригадира, остроумнейший человек своего времени, в молодости отличался своим кощунством. Приведу отрывок из его исповеди…

«…Вступил я в тесную дружбу с одним князем, молодым писателем, и вошел в общество, о коем я доныне без ужаса вспомнить не могу. Ибо лучшее препровождение времени состояло в богохулении и кощунстве. В первом не принимал я никакого участия и содрогался, слыша ругательство безбожников; а в кощунстве играл я и сам не последнюю роль: ибо всего лучше шутить над святыней и обращать в смех то, что должно быть почтенно. В сие время сочинил я послание к Шумилову, в коем некоторые стихи являют тогдашнее мое заблуждение, так что от сего сочинения у многих прослыл я безбожником».

* * *

Замечу, что это послание Шумилову, Ваньке и Петрушке, в мое уже время, то есть в десятых и двадцатых годах было еще на зубу, как тогда говорилось, в гимназии и университете.

«Скажи, Шумилов, мне, на что сей создан свет?

И как мне в оном жить, подай ты мне совет?

Любезный дядька мой, наставник и учитель.

И денег, и белья, и дел моих рачитель!

Боишься Бога ты, боишься сатаны:

Скажи, прошу тебя, на что мы созданы?

На что сотворены медведь, сова, лягушка?

На что сотворены и Ванька и Петрушка?

На что ты создан сам, скажи, Шумилов, мне?

На то ли, чтоб свой век провел ты в крепком сне?» и проч.

Петрушка отвечает именно так, как учит нас модная петербургская философия.

«Я мысль мою скажу, вещает мне Петрушка;

Весь свет, мне кажется, ребяческа игрушка

Лишь только надобно потверже то узнать.

Как лучше, живучи, игрушкой той играть.

Что нужды, хоть потом и возьмут душу черти,

Лишь только б удалось получше жить до смерти!

На что молиться нам, чтоб дал Бог видеть рай?

Жить весело и здесь, лишь ближними играй.

Играй, хоть от игры и плакать ближний будет;

Щечи его казну, твоя казна прибудет,

А чтоб приятнее еще казался свет,

Бери, лови, хватай все, что ни попадет.

Всяк должен своему последовать рассудку:

Что ставишь в дело ты, другой то ставит в шутку.

Не часто ль от того родится всем беда,

Что тешиться хотят большие господа,

Которы нашими играют господами

Так точно, как они играть изволят нами?

Создатель твари всей Себе на похвалу

По свету нас пустил, как кукол по столу.

Иные резвятся, хохочут, пляшут, скачут,

Другие морщатся, грустят, тоскуют, плачут.

Вот как вертится свет; а для чего он так,

Не ведает того ни умный, ни дурак», и проч.

Фон-Визин встретился после с этим своим знакомцем в Петербурге.

«Он рассказал мне, что весь Петербург наполнен моей комедией, из которой многие острые слова употребляются уже в беседах. “Мне поручил, – сказал князь, – звать тебя обедать граф ***. Поедем к нему завтра”. Сей граф был человек знатный по чинам, почитаемый умным человеком…

Он был уже старых лет и все дозволял себе, потому что ничему не верил. Сей старый грешник отвергал даже бытие Вышнего Существа. Я поехал к нему с князем, надеясь найти в нем по крайней мере рассуждающего человека; но поведение его иное мне показало. Ему вздумалось за обедом открыть свой образ мыслей, или, лучше сказать, свое безбожие, при молодых людях, за столом бывших, и при слугах. Рассуждения его были софистические и безумие явное, но совсем тем поколебали душу мою. После обеда поехал я с князем домой. “Что, – спросил он меня, – нравится ли тебе это общество?” – “Прошу меня от него уволить, – отвечал я, – ибо не хочу слушать таких умствований, кои не просвещают, но помрачают человека”. Тут казалось мне, что пришло в мою голову наитие здравого рассудка»…

Фон-Визин решил заняться религиозными вопросами. В это время ему с начальником своим следовало переселиться в Царское село. Послушаем его самого:

«Первое утро открыл я Библию, и мне как нарочно встретилось место, которое весьма приличествовало моему намерению, а именно глава 17 Второзакония: и да будут тебе словеса сия, яже аз заповедаю тебе днесь, в сердце твоем, и в душе твоей; и да накажеши ими сыны твоя, и да глаголеши о них седяй в дому, и идый путем, и лежа, и воз-стая» (Втор. 17, 7).

«Сие встретившееся мне толь кстати место из Священного Писания наложило на меня долг всякую минуту посвятить испытанию о Высшем Существе. Время было прекрасное, и я положил каждое утро ходить в сад и размышлять. Однажды в саду встретил я в уединении гуляющего Григория Николаевича Теплова[238], с коим я уже познакомился в доме начальника моего. Григорий Николаевич пригласил меня ходит с собою. Он достойно имел славу умного человека. Разум его был учением просвещенный; словом, я с великим удовольствием пошел гулять с ним по саду, и он говорил мне, что желает слышать комедию мою в своем доме. читанную мною. Я обещал сделать ему сию услугу. Он спрашивал меня, кому я ее читал? Я перечел ему всех поименно, и не скрыл от него, сколько смущает душу мою посещение графа ***.

«Я намерен сию беседу описать здесь, сколько могу припомнить.

Я: Я вижу, что безбожники разделяются на несколько классов: одни суть