— Когда она в последний раз надевала кольцо, — ответил Лукан, — символ сиял золотом, а не бирюзой — вероятно, потому, что восстановил свою силу?

Мужчина кивнул:

— И когда одно кольцо сияет золотом, то и другое тоже.

— Значит, ты знал, что нужно активировать кольцо, чтобы вызвать портал.

— В точности.

— И портал привел нас сюда, — продолжил Лукан, нахмурив брови, следуя логике, — потому что пункт назначения определяется местоположением второго кольца. Так что, если бы ты был инициатором подключения, а Ашра в ответ активировала свое кольцо, ты мог бы присоединиться к нам в камере.

Мужчина восхищенно хмыкнул:

— Ты не дурак, парень. Только не вздумай ничего замышлять.

— Эти кольца, должно быть, бесценны. Сколько денег люди готовы заплатить, чтобы иметь возможность вызывать порталы...

— Что я только что сказал? — прорычал Альфонс.

— У меня нет никаких планов на кольца, — ответил Лукан, успокаивающе поднимая руку. — Я просто... Кстати, где Ашра их взяла — они оба ее, я так понимаю?

— Верно, — хрипло ответил мужчина, — и определенно не мне рассказывать эту историю.

— Кольцо Ашры не было готово к использованию, когда ее бросили в камеру, — задумчиво произнес Лукан, вспоминая бирюзовый символ, пульсирующий и исчезающий. — Она сказала, что использовала его, чтобы сбежать от головорезов короля.

— Ага. Прошлой ночью она ввалилась в портал примерно в это же время. — Альфонс отхлебнул из бутылки. — Мы были в одном из других убежищ — у Аш их несколько по всему городу. Я пытался убедить ее остаться там на какое-то время, но она боялась, что его раскроют, поэтому продолжала двигаться. Мы должны были встретиться позже в тот же день. Когда она не пришла, я предположил худшее. — Он поморщился. — Кажется, я был прав, волнуясь.

— Мы выбрались как раз вовремя, — ответил Лукан. — Если бы ее кольцу потребовалось больше времени, чтобы восстановить свою силу...

— Долгий заплыв, — сказал Альфонс с мрачным выражением лица. — Ага. Рад, что так получилось. — Он откинулся на спинку стула с глубоким вздохом, и стул заскрипел под его весом. — По крайней мере, теперь мы знаем, кто украл Клинок Сандино. Этим Семи Драгоценностям есть за что ответить. И Маркетте.

— В этом мы с тобой согласны.

— Месяц, — продолжил Альфонс, со стуком опуская бутылку на стол. — Целый месяц Аш была вынуждена скрываться от головорезов короля — и все из-за преступления, которого она не совершала. Я говорил ей уехать из города, говорил, что она не сможет прятаться вечно, но...

— Она не выслушала?

— О, она прекрасно меня выслушала. Аш всегда слушает. Просто...

— Она сама себе хозяйка, — предположил Лукан, вспомнив слова воровки.

— Я вижу, ты уже ее оценил.

— Я оценил ее по достоинству, когда она предпочла Долгий заплыв сдаче на милость короля.

Альфонс наклонился вперед, пристально глядя на него:

— Ты там был?

— Нет. Но я слышал, как она разговаривала со Сципионом после того, как ее бросили в камеру. Похоже, король сделал ей какое-то предложение.

— Ага, держу пари, они всегда делают ей это предложение, — ответил мужчина, насмешливо скривив губы. — Власть и престиж в обмен на то, чтобы стать их марионеткой. Она всегда им отказывала.

— Кажется, она отказала им снова.

— И поэтому они приговорили ее к Долгому заплыву. — Альфонс откинулся на спинку стула и отхлебнул из бутылки, поморщившись, как будто она была кислой на вкус. — Это должно было закончиться именно так. Миф о Леди Полночь слишком разросся. Аш стала представлять слишком большую угрозу. Я знал, что настанет день, когда король заставит ее выбирать между смертью и рабством.

— К счастью, кольцо дает ей третий вариант.

— Ага, но мы просто вернулись к тому, с чего начали, — ответил мужчина, дергая себя за бороду. — Король прочешет город в поисках Аш — и тебя. Они захотят показать пример вам обоим.

— Ты уверен, что мы здесь в безопасности?

— Здесь достаточно безопасно. Никто не знает об этом месте. Мы можем остаться здесь до рассвета, а потом попытаться смешаться с праздничной толпой. Вам обоим нужно как можно быстрее покинуть город. Лучшая ставка — западные ворота...

— Я никуда не уйду.

— Послушай меня, парень, — твердо сказал Альфонс. — Ты между Маркеттой и Дважды-Коронованным королем — так что ты умудрился нажить двух очень опасных врагов. Лучше убирайся, пока можешь.

— Нет. Я должен остановить Маркетту.

— И как ты собираешься это сделать?

— Не знаю, — ответил Лукан с ноткой раздражения в голосе, — но я найду способ. Я не могу позволить ему убить посла и развязать войну. Кроме того, разоблачение его заговора — единственный способ освободить Зандрусу и заполучить шкатулку моего отца. Я не покину Сафрону без нее.

— Лучше обрубить концы и уйти, — посоветовал Альфонс. — Ты ничего не сможешь сделать. Только наживешь себе еще больше неприятностей. И даже смерть, возможно.

— Спасибо за доверие.

— И вообще, что этот город для тебя? Ты приехал сюда всего несколько дней назад. Почему он тебя волнует?

— А тебя? — резко спросил Лукан.

— Меня волнует, — сказал Альфонс, и его голос стал тверже. На мгновение Лукану показалось, что мужчина сейчас схватится за арбалет, но вместо этого он остался сидеть, стиснув зубы. — Еще как, — продолжил он, и его напряжение спало. — Просто... Послушай, я был мальчишкой во время последней войны с Зар-Гхосой. Я помню радость, когда боевые действия наконец-то прекратились — и она была густой, как мед, ее можно было почти почувствовать в воздухе. У всего города кружилась голова от мысли о мире после десятилетий войны, от веры в то, что наши враги за морем могут стать нашими друзьями. Но мир меняется, молодые поколения забывают уроки, усвоенные стариками... и волки жадности и предрассудков крадучись возвращаются из теней. — Мужчина сделал глоток бренди. — Ты не можешь переделать человеческую природу, парень. Даже если тебе каким-то образом удастся остановить Маркетту, его примеру последует кто-нибудь другой. Рано или поздно мы снова начнем войну с зар-гхосцами, потому что в конечном счете мир не приносит дохода. Конфликты — единственное, что мы по-настоящему понимаем.

— Я считал тебя солдатом, а не философом.

— Я просто старый человек, который знает, что есть битвы, в которых ты не можешь надеяться победить. Я видел, как мир менялся достаточно