Шрифт:
Закладка:
У него было дикое похмелье.
Не стоило допивать этот чертов бренди. Альфонс открыл вторую бутылку, и один стаканчик на ночь превратился в несколько, к большому неудовольствию Ашры. К тому времени, как Лукан поддался изнеможению, в голове у него все плыло, зрение помутилось, и он рухнул на свою импровизированную кровать в углу подвала. Он не помнил, как закрыл глаза, но совершенно точно знал, что проснулся с ужасной головной болью, тисками сжимающей череп. Пряный кусок цыпленка, купленный с уличной тележки, и кофе, черное как грех, на мгновение помогли справиться с похмельем. Но теперь, идя за Ашрой по оживленным улицам, он чувствовал, как головная боль снова пробирается в его череп. Что еще хуже, его желудок бурлил и издавал булькающие звуки, как будто оценивал свое содержимое и решал, стоит ли...
О, черт.
Лукан бросился к ближайшему переулку и достиг его как раз в тот момент, когда его желудок решил (после, как показалось Лукану, неоправданно короткого размышления), что ему не нравится сочетание цыпленка, кофе и ликера, бурлящее в его недрах. Лукан упал на колени как раз в тот момент, когда в желудке у него в последний раз заурчало, и его вырвало на стену чьего-то дома. Несколько приступов рвоты сделали свое дело. Милосердие Леди, бренди был крепким. Он вытер струйку слюны и уставился на лужицу перед собой, слегка удивленный тем, что камень не растворился при соприкосновении, а затем не загорелся.
— Тебе следовало оставить ту бутылку в покое.
Лукан поднял глаза и увидел Ашру, прислонившуюся к стене переулка с бесстрастным лицом.
— Если бы ты знала меня лучше, — ответил он, поднимаясь на ноги, — ты бы знала, что у меня есть две слабости.
— Только две?
— Темноглазые женщины и неоткупоренные бутылки.
— В таком случае я рада, что у меня зеленые глаза.
— Я имею в виду, что зеленый цвет стоит на втором месте...
— Ты закончил?
— Да, мне кажется, — ответил Лукан, но в живот заурчал в знак явного несогласия. Ашра приподняла бровь.
— Вообще-то, — сказал он, поморщившись, — может быть нет.
Пока они пересекали город, солнце поднялось над красными черепичными крышами, и жара позднего лета усилилась. Лукан вытер пот со лба, его влажная рубашка неприятно липла к коже. Вспотел, как священник в борделе, подумал он, следуя за Ашрой по ряду оживленных проспектов, которые воровка предпочитала более тихим боковым улочкам. Это означало, что идти приходилось медленнее, но Лукан не стал спорить — отчасти потому, что его все еще мучило похмелье, но главным образом потому, что имело смысл спрятаться в толпе. Безопасность среди толпы и все такое. Кроме того, он сомневался, что любое из того, что он мог бы сказать, изменило бы мнение Ашры или вызвало бы у нее что-то большее, чем холодный взгляд.
Он ускорил шаг и украдкой взглянул на нее. При ярком солнечном свете он впервые смог разглядеть ее как следует: женщина была гораздо моложе, чем он думал: на вид ей было около двадцати, среднего роста, гибкого телосложения, с резкими чертами лица. Она называла зар-гхосцев народом своей матери, и он мог видеть это в темных волосах, коротко подстриженных и вьющихся, и светло-коричневой коже ее предков из Южных королевств. За исключением бледно-зеленых глаз, которые постоянно двигались, впитывая каждую деталь, ничто в ее внешности не намекало на статус лучшей воровки в городе. И все же, несомненно, суть вора в том, чтобы не выделяться из толпы и казаться незаметным. То, что Дважды-Коронованный король почувствовал угрозу с ее стороны, было достаточным доказательством ее способностей, а отказ от любого ультиматума, который они ей предъявили, свидетельствовал о сильной воле. В ней есть сталь, в этом нет сомнений. В остальном Лукан почти ничего не знал о своей новой спутнице, за исключением одного. Она совершенно серьезно собиралась остановить Маркетту. Ее слова в подвале не оставили у него сомнений в ее решимости, и теперь он видел это по напряженной линии рта, по выпирающему подбородку. Может, у Маркетты и есть Безликие, но у меня есть Леди Полночь.
Он мог только надеяться, что это уравняет шансы.
Они медленно продвигались по улицам, остановившись только раз, чтобы Лукан мог окунуть голову в фонтан. К тому времени, как они добрались до Западной костяной дороги, в голове у него прояснилось, а желудок успокоился. До начала церемонии оставалось еще несколько часов, но тысячи людей уже выстроились вдоль широкой улицы — всем не терпелось хоть мельком увидеть процессию Великого герцога, которая направится к Дому Леди, где в тени огромного храма обмен серебряного копья возобновит мир между Сафроной и Зар-Гхосой. Если, конечно, сначала Маркетта не убьет посла. Лукан оглядел собравшихся горожан — мужчины, женщины и дети, одетые в яркие праздничные наряды, с лицами, горящими от предвкушения. Их смех и разговоры — время от времени прерываемые звуками музыки — наполняли воздух между высокими зданиями по обе стороны улицы, отражаясь эхом от выбеленных костей, возвышавшихся над толпой. Если бы они только знали, что этот праздник может закончиться кровью. Но они не знали, и Лукан им завидовал. В тот момент он с радостью променял бы свое знание о том, что должно было произойти, на невежество, на возможность выпить и потанцевать, как многие люди вокруг него. Половина горожан, проходивших мимо него, казалось, были уже пьяны как от пышной обстановки, так и от алкоголя. Возможно, я присоединюсь к ним, если нам удастся остановить Маркетту. Самообман, учитывая, что он не имел ни малейшего представления о том, как они этого добьются. Писец знает, что делать. Она всегда знает.
— За нами следят.
Этих трех слов было достаточно, чтобы привлечь внимание Лукана. «Кто?» — спросил он, искоса взглянув на Ашру и борясь с желанием оглянуться через плечо.
— Девочка.
— Девочка?
— Она не выглядит опасной, — сказала воровка с легкой
