— Это все, на что ты способен, так? — огрызнулся Лукан, чувствуя, как его переполняют утренняя жара и разочарование.

— Лукан, — сказала Ашра, — давай просто уйдем...

— Берешь взятки и издеваешься над людьми, — продолжил Лукан, и его нарастающий гнев заглушил слова воровки. — Заковываешь людей в цепи, независимо от их невиновности или вины, довольствуешься своей маленькой сферой невежества...

Второй констебль быстро поднял свою алебарду и ударил Лукана древком в живот. Лукан согнулся пополам и отшатнулся назад. Второй удар древком пришелся ему в плечо, и он растянулся на земле. Мужчина шагнул вперед, чтобы нанести еще один удар, но Блоха успела проскочить перед ним. «Оставь его в покое!» — крикнула она.

Губы констебля насмешливо скривились.

— С удовольствием, — пробормотал он, отворачиваясь. — Пьяный придурок не стоит таких хлопот. — Он взглянул на своего спутника. — Пошли. — Двое мужчин зашагали прочь, даже не оглянувшись.

— Знаешь, — сказал Лукан, морщась и осторожно потирая живот, — был момент, когда я подумал, что почти убедил его.

— С тобой все в порядке? — спросила Блоха, протягивая ему руку.

— Все хорошо, — ответил он, садясь и протягивая свою.

Девочка отдернула руку и ударила его по плечу.

— За что, черт возьми...

— За то, что ты идиот, — сказала ему девочка. — Тебе следовало бы уже понять, что с ними так разговаривать нельзя.

— Она права, — вставила Ашра. — Сколько еще раз тебе нужно поваляться в пыли, прежде чем ты поймешь, что никто не собирается слушать?

— Столько, сколько потребуется.

— Лукан...

— Давайте попробуем зайти в одну из других караулок, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Посмотрим, сможем ли мы поговорить с кем-нибудь, кто обладает настоящей властью.

— Да, потому что наша последняя попытка прошла так успешно.

Лукан снова поморщился, но не от боли в животе. «Не напоминай мне», — пробормотал он.

Воспоминания об этом инциденте все еще были свежи в памяти. Они посетили одно из самых больших караульных помещений в районе Шелка, где дежурный сержант и ее констебли выслушали заявления Лукана со смесью веселья и безразличия, которые быстро сменились враждебностью — не говоря уже о том, что один из них поднял арбалет, — когда он отказался уходить и потребовал встречи с их командиром. Ашре пришлось оттаскивать его, пока он не получил болт в горло за свои хлопоты.

Непреклонный — но с нарастающим с каждой минутой отчаянием, — Лукан обращался к каждому констеблю, которого они могли найти, но все они реагировали с одинаковым презрением. Возможно, в другой день они были бы более расположены слушать, но сейчас им было жарко, они были обеспокоены, и у них была еще дюжина неотложных дел, требующих внимания. Лукан едва ли мог винить их за это; если бы кто-нибудь подбежал к нему, пропахший потом и вчерашним спиртным, и начал рассказывать о том, как мифические персонажи из детской сказки собирались убить посла, он бы тоже быстро расправился с ними. И все же каждый взгляд, каждое оскорбление были для него ударом, который он ощущал слишком остро, и с каждым последующим отказом он чувствовал, как слова Джуро все отчетливее звучат в его голове: Никто не поверит вам без доказательств. Как бы ему ни было неприятно это признавать, но все начинало походить на то, что помощник Писца был прав.

— И что теперь? — спросила Блоха.

— Мы должны попытаться связаться с послом, — сказал Лукан. — Если бы мы могли просто поговорить с ней, возможно...

— Она поверит нам, когда никто другой не верит? — предположила Ашра, качая головой. — Нет. Ты слышал, что сказал Джуро. Ты бы отказался от возможности, которая выпадает раз в жизни, из-за предупреждения незнакомца? Кроме того, мы даже не знаем, где она. Если бы за мной не охотился весь преступный мир, я могла бы легко это выяснить. А так... — Она пожала плечами.

Лукан посмотрел на воровку, гадая, насколько она напугана своим затруднительным положением. Ее ровный тон и бесстрастное выражение лица говорили о том, что она совсем не боится, но он видел, как она оглядывает толпу, как ее взгляд перебегает с одного человека на другого, ни на чем не останавливаясь. Однако, какое бы беспокойство она ни испытывала, воровка держала это чувство при себе.

— Держу пари, Обасса знает, где она, — сказал Лукан, оглядываясь по сторонам, как будто шпион Зар-Гхосы мог появиться в любое мгновение. Нам должно повезти. Они уже искали его в таверне Голубая Устрица и в зар-гхосском квартале, но слепого нигде не было видно. — Может быть, мы могли бы обратиться в инквизицию? — отважился он. — Я знаю, что Главный инквизитор замешан во всем этом, но готов поспорить, что никто из других инквизиторов ничего не знает ни о заговоре, ни об участии в нем их лидера. Возможно, они прислушаются к нам.

— Мы просто столкнемся с той же проблемой, — ответила Ашра. — Они не поверят нам без доказательств. Кроме того, если они поймут, что это ты вломился в Эбеновую Длань, они закуют тебя в цепи. Ты подвергнешь себя риску.

— Говори за себя, Леди Полночь.

— Это имя ничего не значит для инквизиции. И, даже если значит, они понятия не имеют, как я выгляжу. — Воровка нахмурила брови. — Но я не удивлюсь, если несколько инквизиторов находятся в кармане Дважды-Коронованного короля. Лучше держаться подальше от них, ради нашего же блага.

— Значит, мы собираемся сдаться? — спросила Блоха, и по ее тону было понятно, что она не против этой идеи.

— Писец права, — ответила Ашра, пожимая плечами. — Без доказательств плана Маркетты мы ничего не сможем сделать.

— Значит, мы просто позволим ему выйти сухим из воды? — с жаром спросил Лукан.

— Нет, — ответила воровка без тени эмоций. — Нам нужно взглянуть на ситуацию шире. Убийство посла — это только начало. Искра, из которой разгорится пламя. Мы не можем его остановить, но мы можем бороться с тем, что за ним последует. Мы все еще можем предотвратить эту войну. Это только начало, а не конец.

По всему городу разнесся далекий звон колоколов на Доме Леди, едва слышный из-за шума толпы.

— До церемонии остался час, — сказала Блоха, грызя ноготь.

— Тогда нам лучше найти место, где на нее можно посмотреть, — ответила Ашра.

— Забудь об этом, — сказал Лукан, оглядывая толпу с чувством безнадежности. — Уже слишком поздно. Мы не сможем подойти ближе.

— Напротив, —