- Хотел спасти фотографию, - ответил Слава, послушно расстегивая пуговицы.

- Зачем?

- Мне показалось, что тебе это важно.

Он стукнул зубами от холода и Льва передернуло, как будто это он только что плавал в воде при плюс пяти градусах тепла. Он быстрым движением сдернул мокрую рубашку со Славиных плеч, накинул на него куртку, благоразумно оставленную на пристани, а сверху на куртку – своё пальто, кутая в него Славу, как ребёнка.

- Н-н-намокнет, - чем дольше он стоял мокрый, тем сильнее стучал зубами.

- Плевать. Пошли наверх, - он подтолкнул Славу к лестнице и тот медленно зашагал, путаясь в собственных ногах. – Да быстрее, пока мосты не развели!

- Почему «пока не развели»? – спрашивал Слава, оглядываясь. – Я хотел посмотреть.

- Не судьба.

Наверху они наткнулись на припаркованную возле Кунтскамеры белую мазду с шашечками на крыше. Водила, смерив взглядом озябшего Славу и быстро оценив, что домой нужно срочно, начал заламывать цену, но выбирать не приходилось: Лев на всё согласился. Устроившись рядом со Славой на заднем сидении, он услышал виноватое: - Я могу заплатить.

- Чем? Двумя рублями, которые я тебе дал?

- Ой, - Слава быстро зашарил руками под пальто. – Кажется, я их потерял.

- Наверное, в реке утопил, - предположил Лев. – Значит, ещё вернешься.

Ехали долго, по пробкам, и первые десять минут совсем не разговаривали. Тревога за Славу на время отодвинула все другие переживания: за фотографию, которую теперь уже не спасти, за своё постыдное «неважно» о Юре, за грядущие похороны.

Подвинувшись ближе, Слава распахнул полы пальто, дернул вниз замок на куртке и, взяв Льва за руку, вдруг прижал его ладонь к своему телу. Лев сначала сопротивлялся, опасливо поглядывая вперед, на таксиста, но, ощутив горячую кожу под пальцами («Фух, значит, согрелся»), понял, что сопротивление – выше его сил. Он замер.

Слава опустил голову на спинку сидения и прикрыл глаза, продолжая управлять пальцами Льва прямо как в тот раз, когда они вместе рисовали из одного баллончика, только теперь он что-то вырисовывал на собственном туловище: то вёл руку вверх, к ключицам, то опускал вниз, к животу, и Лев чувствовал ладонью переходы от грудной клетки к ребрам, от ребер – к прессу, и обратно. Он никогда не видел Славу без рубашки (вот только сейчас, у реки, была возможность посмотреть, но он так распереживался, что забыл обратить внимание), и теперь пытался угадать наощупь, какое у него тело. Они были похожи – Слава оказался Давидом.

Льву очень хотелось вернуть пальто, чтобы скрыть растущее напряжение внизу живота, и он, закинув ногу на ногу, подвинул Славу в сторону, выходя из поля зрения таксиста. В какой-то момент сладостное ощупывание стало похоже на пытку: водишь пальцами туда-сюда и ничего больше нельзя. Запрещено.

Он убрал руку, насильно обрывая собственные фантазии о продолжении.

- Мы в такси, - напомнил он и себе, и Славе.

Тот, фыркнув, застегнул куртку. Казалось, ему всё так легко – расстегнул, застегнул, будто шутя, и ничего в животе не тянет.

Потом, покидая такси, заходя в парадную и поднимаясь домой к Кате, Слава вёл себя, будто ничего не было. Рассуждал, что хрущевки лучше, чем дворцы колодцы, а про свой трюк с руками даже не вспоминал. Лев слушал его, вяло плетясь следом по лестнице, и в висках кололо от невыраженных… от невыраженных чувств, а тот ему: «Здесь так уютно, спокойно…». Да уж конечно.

Хорошо, что ребята ещё не спали – они вообще были из тех, кто к ночи только просыпался. Катя тоже начала носиться со Славой, как с маленьким: «Ты что, совсем дурак, ну-ка снимай мокрое, господи, так и заболеть не долго, ты что, не знаешь, сколько гадости в этой реке?».

- А я ему говорил, - поддакивал Лев.

Слава сунул руку в карман куртки и вытащил размякшую фотку, превратившуюся в кашицу из бумаги. Спросил, показав Льву:

- А это куда?

- Господи, забей, - ответил тот. – Выкинь.

- Жалко.

- Слава, это уже просто мусор.

Он аккуратно, придерживая двумя руками, положил фотографию на тумбочку, и только тогда принялся выполнять инструкции: разуваться и раздеваться.

Катя наполнила ванну горячей водой, сделала в ней облако из пены и велела Славе отогреваться.

- Полотенце возьми с дивана.

- Ага, - легкомысленно отозвался Слава из-за двери ванной и не взял.

Через несколько минут, когда Лев, сидя на кухне в ожидании чая, только-только начал отходить от произошедшего, раздался Славин голос:

- Принесите мне полотенце, пожалуйста!

Катя громко стукнула заварочным чайником по столу:

- Блин, я ж ему говорила! Лев, отнеси.

Он перепугался:

- Я? Я туда не пойду!

- В смысле ты туда не пойдешь?

- Он там… голый, наверное.

- А, ну, тогда я пойду, - кивнула Катя. – Или, вон, Саша…– и она крикнула в комнату: – Саш, отнесешь полотенце?

Лев мигом подскочил с табуретки.

- Я отнесу.

Сжимая махровое полотенце в руках, он остановился перед дверью ванной, убеждая себя: «Ничего страшного, просто зайдешь, положишь полотенце на стиральную машинку и выйдешь. Можно даже не смотреть. Вообще не обязательно. Всё, давай, главное, не останавливай взгляд».

Выдохнув, он нажал на ручку двери и оказался во влажном душном помещении. Смотреть было не на что: Слава лежал, облокотившись на бортик ванны, и над пеной виднелась только лохматая голова и плечи. Стараясь не думать, что скрывается в воде, Лев опустил полотенце на машинку и привлек к себе внимание: - Вот.

Слава повернул голову и улыбнулся:

- Спасибо, Лев.

- Ну, я пошёл… - и он сделал шаг назад, к двери.

- Ага… Стой.

Лев замер: одной ногой на паркете в коридоре, другой – на кафеле в ванной.

- Я кое-что потерял. Можешь помочь?

Он снова прикрыл дверь, обернулся к Славе.

- С чем?

- Помнишь мою подвеску на молнии? Я её случайно уронил.

- Куда? – уточнил Лев, подходя ближе.

- Туда.

Он попытался проследить за Славиным взглядом, но, не сообразив, на что тот указывает, переспросил:

- Куда?

- Туда, - и Слава снова кивнул на воду.

Со второго раза Лев умел понимать намеки, но со Славой решил всё переспрашивать на десять раз:

- Ты хочешь, чтобы я опустил руку в воду?

- Да.

-