В начале девятого Лев вытащил мобильный и набрал Славе СМСку: «Как дела? Тебя не обижают?».

Ответ пришел в ту же минуту: «Не обижают! Играем с Сашей в монополию».

Лев сначала набрал: «Хорошо», но потом, вспомнив, что все Катины бывшие были геями, стёр свой ответ и задумался. С тех пор, как Артур на вечеринке сказал про Славу «прелесть», с тех пор, как увидел, что другой мужчина пожирает его глазами, он то и дело ловил себя на ревностных уколах: кто-то смотрит на Славу, кто-то говорит со Славой, кто-то проводит время со Славой…

«Хочешь пойти гулять? – напечатал он. – Я могу зайти через полчаса»

«Да, хочу!»

Лев, накидывая рубашку на плечи, не без удовольствия представил, как его визит оборвёт игру. Так им и надо. Он злился: чёртова гора мышц и похож на Геракла, как со Славиного рисунка! Ну, он ему напомнит, что Давидом быть тоже неплохо.

Они сидели на пристани под Дворцовым мостом.

Чтобы до него добраться, они отказались от метро и шли пешком два с половиной часа от Катиного дома через весь Московский проспект. По дороге Слава делился впечатлениями от Петербурга и от Кати: про Петербург говорил, что последний раз был здесь ещё ребёнком, в девять лет, и ему запомнилось, какими высоченными были дома, а теперь, когда ему семнадцать, они кажутся такими низкими, особенно на фоне застраивающегося высотками Новосибирска. Но всё равно ему нравился город и почти всё, что он видел, приводило его в восторг: «Вау, сфинксы! Вау, львы! Вау, Зимний Дворец!».

- Ты что, раньше не видел? – удивлялся Лев.

- Видел, - отвечал Слава. – Но всё равно – вау!

Слава шёл, то перескакивая через плитки, то балансируя на поребриках, и опять казался Льву легким и невесомым.

Катя и Саша тоже приводили Славу в восторг: он сказал, что они с ним хорошо обращаются и кормят. Лев усмехнулся: «Как с котом». Он был благодарен Кате, но при этом иррационально злился на Сашу, и от этого внутренне не соглашался со всем хорошим, что они оба делали для Славы.

К тому моменту, как они добрались до Дворцового, была почти полночь и до разведения мостов оставалось меньше двух часов. Они спустились на пристань под мостом, к воде, и Слава разместился на брусчатке. Лев не торопился за ним повторять. Слава вопросительно обернулся.

- Чего ты?

- Мне не идёт сидеть на земле, - ответил Лев, имея в виду свой классический прикид.

- Это всего лишь одежда, её можно постирать.

Поломавшись с минуту другую, Лев всё-таки согласился – не стоять же теперь, как истукан, раз Слава всерьёз собрался задержаться у моста. Да и что-то в этом было: что-то из детства, когда они приходили сюда с мамой и тоже, бывало, стояли на этой пристани.

По мосту неспешно бродили пешеходы: некоторые из них останавливались и кидали через перила монетку – она, делая дугу в воздухе, плюхалась в воду прямо напротив ребят.

- Это они зачем? – спросил Слава.

- В приметы верят, - скептически ответил Лев. – Типа если бросить монетку, то ещё когда-нибудь сюда вернешься.

- О, я хочу, - Слава, отклонившись назад, зашарил в карманах джинсов.

Лев хмыкнул:

- Мы можем приехать сюда в любой момент.

- Но всё равно, в этом же что-то есть, - спорил Слава. – Романтика путешествий. Блин, кажется, у меня монетки остались в других штанах…

Лев, вздохнув, сунул руку во внутренний карман пальто и вытащил бумажник. Открыв, тряхнул его, и на ладонь упали две монеты номиналом в два и пять рублей. Он протянул их Славе:

- Выбирай.

Слава взял монетку в два рубля и, кивнув на бумажник, заинтригованно спросил:

- А кто это там у тебя?

- Где?

- В бумажнике. Чья-то фотография.

Льва обдало жаром, хотя погода стояла ветреная и промозглая.

- Никто, - буркнул он, убирая бумажник обратно в пальто.

Слава прищурился, улыбаясь:

- И ты так напрягся из-за «никого»?

- Кидай свою монетку.

- Нет, правда, - Слава повернулся ко нему всем корпусом. – Почему ты не хочешь рассказать?

- Потому что это неважно.

- То, что неважно, не носят в бумажнике.

- Чего ты докопался?

- Мне обидно, что я не знаю о тебе таких элементарных вещей. Ты носишь чье-то фото у сердца, а я даже не знаю, чье.

Лев быстро выдернул бумажник обратно, открыл, выскреб пальцами фотографию из прозрачного кармашка, смял её в пальцах и кинул в Неву. Он сделал это от злости, от раздражения, от желания всенепременно доказать, что говорит правду, что всё это больше неважно, но, когда Лев увидел, как смятая фотокарточка падает на гладь воды, от боли сдавило сердце. «Прости, прости, прости», - мысленно попросил он у Юры.

Он повернулся к Славе – мол, теперь ты доволен? Но Лев и сказать ничего не успел, как парень одним ловким движением сиганул с причала в воду – только куртку сбросил.

- Блять, Слава!

Лев подался вперед, за ним, но инстинктивно притормозил у самого края. Первая мысль была: «Он утонет». Но Слава хорошо плавал, уверенно держался на воде и греб руками к смятой фотографии, унесенной течением в сторону.

- Слава, вернись! – приказал Лев. – Вода как лед!

- Да нормально! – отозвался тот дрожащими губами.

- Слава, пожалуйста, вернись.

- Я ща… - Слава хлопнул по воде рукой и радостно воскликнул: - Да, есть! Бегу!

И не побежал, а поплыл обратно, к пристани. Лев чувствовал, как сердце заходится от тревоги, будто бы подгоняя Славу: «Давай же, быстрее». Тот отплыл метра на три, и теперь, когда возвращался обратно, Лев переживал: хоть бы ничего не случилось. Мало ли – замерзнет, устанет, судорога, в конце концов! В тот момент ему было всё равно, что это незаконно, и даже всё равно, что в водах Невы регулярно высеивали бактерии холеры, столбняка и туберкулеза.

Об этом всём он вспомнил потом, когда Слава, схватившись руками за ступеньки лестниц, вытянул себя на пристань. Фланелевая рубашка прилипла к телу, с джинсов – капало, в кедах, как догадывался Лев, хлюпало. Он разжал ладонь с размякшей фотографией – бумага надорвалась, изображение расплылось и было едва различимо.

- Испортилось, - грустно прошептал Слава.

- Вот и стоило оно того? – ругался Лев не своими