Шрифт:
Закладка:
- Лев, скажешь что-нибудь? – какой-то офицер – тот, что рулил всей процессией, выжидательно смотрел на него.
Лев шагнул вперед, мысленно кляня самого себя – ну зачем, зачем! Он ведь не знает, что сказать!
Он посмотрел на бледное, спокойное лицо отца: когда гроб принесли к могиле, флаг убрали и крышку снова открыли. Лев не видел его шесть лет, но почему-то теперь отец показался ему помолодевшим – даже моложе, чем тот, от которого он сбежал. Наверное, из-за грима.
Он снова обвёл взглядом толпу людей: все от него чего-то ждали. Ну, что они хотели, что там себе напридумывали? Что он скажет, каким прекрасным, каким чудесным отцом был их Марк Гавриилович? Вот сейчас возьмёт и поведает, каким тот был на самом деле, срубит, так сказать, правду-матку.
- Знаете… - начал он, пытаясь подобрать слова. – Папа был… сложным человеком. И когда…
И вдруг – совершенно неожиданно – он понял, что нужно сказать.
- Когда мне было три года, папа поехал со мной на Байкал.
Сказал и сам удивился: какой Байкал? Как он мог там оказаться? Но перехватив мамин взгляд, такой удивленно-обрадованный: «Ты помнишь?», только убедился, что это действительно было. Был Байкал. А что ещё могло быть таким иссини-белым в его воспоминаниях?
- Да, - кивнул он, как бы в подтверждении своих слов. – Была зима или начало весны. Мы приехали на рыбалку, прямо по льду на машине. Провели там несколько часов, а когда решили уезжать, машина сломалась. Я уже не помню, что случилось, наверное, из-за мороза не завелась. Это были жигули, - он невольно улыбнулся. – И мы пошли с ним пешком через всё озеро до ближайшего населенного пункта, чтобы кто-то помог нам оттянуть машину к берегу. Я помню, что очень устал идти и папа посадил меня на плечи. Ярко светило солнце – на Байкале, когда мороз, почти всегда очень солнечно (А это он ещё откуда знает? Отец, что ли, рассказывал?). Но я даже на плечах продолжил хныкать, потому что хотелось есть, и спать, и, наверное, страшно было. И тогда папа сказал: «Давай споём песенку», я спросил: «Какую?». И он… начал петь. Песню из мультфильма про Львёнка из Черепашку, - Лев вздохнул и, сам от себя не ожидая, негромко пропел: - Носорог-рог-рог идёт, крокодил-дил-дил плывёт…
- Только я-я-я всё лежу-у-у, и на солнышко гляжу-у-у, - это Пелагея ему подпела, и он с благодарностью обернулся на сестру.
Все улыбнулись – все, даже часовые с ружьями у груди – и Лев, отступив на шаг, заключил:
- Папа был сложным человеком.
Офицер поблагодарил его за «трогательные слова», а Пелагея, повернувшись ко Льву, легонько провела пальцами под его глазами, и он увидел, что те остались мокрыми, что он плакал, и, что ещё хуже, сам не заметил, как заплакал.
- Ты молодец, - шепнула сестра.
Лев начал тереть глаза ладонями – что ещё за ерунда, слёзы какие-то…
Потом, уже после, когда гроб опустили в яму и торжественно, под траурный марш, закопали, Лев подобрался поближе к маме и спросил:
- Почему мы были на Байкале?
- Отдыхать ездили, - негромко ответила она. – Не думала, что ты помнишь.
- Я и сам не думал, - растеряно отозвался Лев.
Мама подняла на него тяжелый взгляд:
- Лёва… А ты простил папу?
Он сжался.
- Зачем теперь об этом…
- Надо простить, Лёва. Тебе это самому нужно.
Она протянула руку, он наклонился, и мама поцеловала его в висок, проведя пальцами по волосам. Потом, отступая от могилы, уточнила:
- Ты сейчас поедешь домой?
Лев обещал, что поедет к Славе, но, замешкав, он обернулся, попытался взглядом найти то место, где десять лет назад в полубессознательном бреду его нашел отец, и сказал маме:
- Я к Юре.
Лев и Слава [55]
Лев не мог найти его могилу. Он пытался воспроизвести маршрут снова и снова: от входа пройти прямо, повернуть налево, дальше снова налево, а потом путь забывался. Он прошёл его в разных вариациях, выискивая глазами одинокий крест с табличкой про Юру Сорокина (мама сказала, что памятник так и не установили), но ничего: как будто кладбище перекопали и все могилы перепутали местами.
Устав от бестолковых метаний, он присел возле чужой, заброшенной могилы на скамейку, чтобы ещё раз осмотреть окрестности: и они казались ему знакомыми, будто всё точно случилось где-то здесь, стоит только повернуть голову…
Он повернул. Проржавевший памятник, у которого он сидел, принадлежал Григорию, умершему в 1961-ом году. Льва как током ударило: он уже сидел здесь, ровно на этом месте! Так, значит, по диагонали…
И тогда он понял, почему не мог найти Юрину могилу. Он искал маленькую оградку с одиноким крестом, а на его месте была теперь широкая – с тремя крестами. Он, пока искал, даже не смотрел на семейные захоронения.
Подходя ближе на ватных ногах, Лев надеялся, что увидит рядом с Юрой его бабушку, дедушку или дальних родственников. Ладно, если уж прям честно, он допускал увидеть кого-то из родителей, кого-то одного (в конце концов, его отец тоже умер, пускай и так рано – в сорок два года). Но к именам и датам на соседних с Юриным крестах всё равно оказался не готов.
Сорокин Михаил Васильевич (10.03.1960 – 21.02.1998)
Сорокина Светлана Алексеевна (05.10.1962 – 16.07.2002)
Дядя Миша. Тётя Света. Лев непонимающе смотрел на деревянные кресты с покосившимися табличками: как это всё могло случиться?..
Он лихорадочно вытаскивал из памяти события последних лет: 98-ой год… Где он был в 98-ом? Ведь здесь же и был, учился в десятом классе, встречался с Яковом и знать не знал, что дядя Миша – умер.
А где был дядя Миша? Кажется, соседи судачили о разводе после смерти Юры, и потом Лев время от времени видел только его маму. Почему она ничего не сказала о смерти бывшего мужа, Юриного отца? Как это вообще могло пройти мимо Лёвы? А теперь, три года назад, в сорок лет умерла и сама тётя Света.
Лев растерянно переводил взгляд с одного имени на другое. Бред какой-то. Вся семья… И
