Фон-Котена поддержали граф Адлерберг и некоторые члены сената. В статс-секретариате он имел друга в лице барона Шернваль-Валлена. Этим объясняется, что 15 марта 1872 года последовал Высочайший рескрипт сейму, в котором напоминалось земским сословиям, что ни в чем не изменилось право инициативы, принадлежавшее Монарху по основным законам края. Государь настолько остался недоволен действиями земских чинов, что в речи, которой закрыт был сейм, Его Величество еще раз выразил желание, «чтобы земскими чипами было на будущее время принято за правило ограничивать свои петиции в указанных пределах».

Сенат, зная о состоявшемся уже Высочайшем утверждении школьного устава, тем не менее, обратился к Государю с представлением о сеймовых петициях по школьному вопросу: «Не соблаговолит ли, — спрашивает сенат, — Его Императорское Величество впредь, при более важных изменениях в школьном уставе, принять во внимание представленные всеподданнейшие мнения сеймовых сословий по этому предмету». Его Величество чрез министра статс-секретаря изволил объявить, что раз школьный устав утвержден, все дальнейшие обсуждения его должны прекратиться. «Но финляндцы не стесняются на следующем же сейме 1877 года вновь утруждать Государя своими петициями по школьному делу, впрочем опять безуспешно».

В борьбе с сеймом, фон-Котен на этот раз победил. Но торжество его было непродолжительным. Армфельт однажды сказал: «Не беспокойтесь о Котене, он обладает свойством сам себя делать невозможным везде». Надо полагать, что общественное мнение, сказавшееся в петициях сейма, повлияло на финляндцев, стоявших ближе к трону, и фон-Котен был признан ими неподходящим в занимаемых должностях. В 1874 году его уволили и он уехал к своей дочери в Мекленбург.

Рядом с описанной борьбой шла другая, также из-за школы. Здесь на одной стороне стояли финляндские власти, а на другой русские. В конце 1869 и в начале 1870 года возник вопрос об открытии русской учительской семинарии в г. Сердоболе. Святейший Синод, не встретив препятствий к осуществлению этого плана, выразил лишь желание, чтобы «все предметы были преподаваемы на русском языке, а на местных наречиях, финском и карельском, были делаемы объяснения, непонятные для учащихся на русском языке». Синод выразил даже желание принять часть расходов на свой счет, главное же содержание семинарии (по 8.140 р. в год), с Высочайшего соизволения, возложено было на министерство народного просвещения. Финляндский сенат усмотрел, что наставление православных исповедников Финляндии в религии и нравственности не будет достигать цели, при преподавании учебных предметов на русском, а не на природном языке населения, именно финском, так как карельский язык есть только его наречие. Генерал-губернатор, граф Адлерберг, полагал допустить преподавание на местном языке в тех приходах, где население не знает русского языка, по крайней мере, на первое время, вменив, однако, в обязанность постепенное его введение. Министр статс-секретарь, граф А. Армфельт, разделил мнение сената и генерал-губернатора. Узнав об этом, синод выразил желание, чтобы в Финляндии по вопросу о языке преподавания были приняты к руководству меры, Высочайше утвержденные 26 марта 1870 года, которые предлагают, для первоначального обучения каждого племени, пользоваться его родным наречием, переходя постепенно к русскому языку. Но гр. А. Армфельт отказался даже обсуждать последствия сих мер, в применение к финляндским православным приходам, ссылаясь на отсутствие у него надлежащих данных. Напрасно синод указывал на то, что меры, одобренные правительством в 1870 году, были уже тщательно испытаны в инородческих местностях России и дали удовлетворительные результаты, например, в Риге, в среде эстов и латышей, которые едва ли более финляндцев знакомы с русским языком. Напрасно также синод говорил, что «религиозное образование православных наших инородцев, и в том числе финнов и карелов, живущих в Финляндии, слишком важно для синода, чтобы он мог предлагать в этом отношении меры, недостаточно испытанные в своей целесообразности». Министерство народного просвещения заявило, что «если со стороны финляндских властей не последует согласия на принятие условий закопа 26 марта 1870 года, то оно сочтет себя не только в праве, но обязанным отказаться от участия в расходах на семинарию из своих сумм». Синод поставил такое же условие для выдачи своего денежного пособия.

Синод и министерство, отказав в денежной субсидии на устройство Сердобольской семинарии, тем самым предоставили финляндским властям свободу действия в указанном деле. Этого только и нужно было местным деятелям.

Коллежский асессор Герман Халлонблад и его жена Елизавета Халлонблад подали всеподданнейшую просьбу о принятии в распоряжение правительства существующей, около города Сердоболя, народной школы, под названием Ситоинской, с принадлежащими ей строениями и землей, а также капиталом в 200.000 марок, который образовался из частных пожертвований. Поводом к всеподданнейшей просьбе послужил отказ общины г. Сердоболя принять в свое ведение означенную школу. При этом Халлонблад и его жена просили о преобразовании упомянутой народной школы в семинарию для учителей народных школ. В то время правительство имело в виду учреждение, подобной семинарии в соседнем городе Нейшлоте, но затем усмотрело более удобным устроить ее в г. Сердоболе, — вместо прежней Ситоинской народной школы — с двухгодичным курсом, с целью образования учителей и учительниц для начальных школ, как постоянных, так и передвижных.

Таким образом, в Сердоболе вместо русской семинарии создалась финская учительская семинария. Вместо русских начальных школ стали открываться в Карельском крае финские школы.

Предстояло введение всеобщей воинской повинности. Это обстоятельство заставило финнов вновь задуматься над судьбой своей школы. «То обстоятельство, что говорящее по фински население принуждено было с большими пожертвованиями открывать и содержать учебные заведения с преподаванием на своем собственном языке, тогда как одновременно администрация на свой счет оплачивала эти образовательные учреждения, предназначенные для шведского населения, все это заставляло озабоченных граждан выжидать того момента, когда благородное обещание Государя будет приведено в исполнение, т. е. когда финский язык н финские учебные заведения поставлены будут в одинаковые условия со шведским языком и шведскими школами. В порядке вещей, что именно в те дни, когда долженствующие отбывать воинскую повинность финны первый раз приступят к жребию, тяжелой становится мысль, что общество не озаботилось доставить возможность достигнуть образования финским детям края в такой же мере, как это сделано для братьев, говорящих по-шведски, и что таким образом святой долг защиты родины разделен между ними неблагоприятно».

Каждый новый успех брался финнами с боя; каждое новое постановление сопровождалось оговорками, дававшими известный простор усмотрению сената шведского состава. По представлении особым комитетом всеподданнейшего отзыва о степени общего развития финского языка и о мере, в которой его можно ввести в учебную программу, состоялось Высочайшее постановление 30 ноября 1871 года, согласно коему в каждом классическом училище