– В египетских храмах и дворцах фараонов хранятся невиданные сокровища, но золота в Египте не так много. Египет – гигантское зернохранилище, и это само по себе делает его ценным, однако золотых приисков там нет. Золото есть в Дакии.

– Пересечь Данубий… – задумчиво произнес Лабиен. – Поход будет непростым.

– Все стоящее дается с трудом, – возразил Цезарь. – К тому же даки враждебны, они нападают на Фракию и даже на Македонию. Походы Скрибония не привели к прекращению набегов. Это станет поводом для вторжения.

Лабиен все понимал. Оставался один вопрос.

– Но прежде ты должен стать консулом и взять под свое начало консульские легионы, – сказал он.

– Да, прежде я должен стать консулом, – подтвердил Цезарь и спрятал золотой браслет под туникой, словно заветную мечту.

Римский Форум, напротив храма Кастора и Поллукса

Бибул был вторым курульным эдилом в тот год, наряду с Цезарем, и тоже участвовал в организации пышных публичных празднеств, однако почти не вносил своих средств. Человек он был серый и невзрачный. Как и все сенаторы, он мечтал когда-нибудь стать консулом, получив самую почетную магистратуру, а вместе с ней власть и авторитет, но надеялся достичь этого, оставаясь простым оптиматом, делающим лишь то, о чем его попросят. Оптиматы продвигали его в эдилы, чтобы воспрепятствовать победе Цезаря. Бибул стремился к одному: служить вождям своей партии, чтобы проложить себе путь к консульству.

В то утро он вместе с друзьями остановился перед храмом Кастора и Поллукса.

– Вот мы и добрались до выставки скульптур нашего сотоварища Юлия Цезаря, который разместил их вдоль всей Священной дороги, вплоть до этого храма, посвященного Кастору и Поллуксу. Для краткости его называют храмом Кастора. В этом году, друзья мои, никто не говорит об эдильстве Цезаря и Бибула – только об эдильстве Юлия Цезаря.

Остроумные слова курульного эдила никого не рассмешили; было очевидно, что Бибулу не до шуток. Одно дело – быть серым человечком, и совсем другое – оставаться в тени сотоварища по магистратуре.

Бибул сам не заметил, как в нем поселилось темное существо, разъедавшее все его мысли и чувства, – существо по имени ревность.

Римский Форум, напротив здания Сената

Прогуливаясь неподалеку от Бибула, Цицерон и Катон остановились у ростры, откуда обычно произносились речи к римскому народу. Рядом с ними десятки рабочих устанавливали предметы искусства, рельефы и статуи, посвященные победам римлян над тевтонами, амбронами и другими германскими и галльскими племенами в легендарной битве при Аквах Секстиевых.

– А это что такое? – спросил Катон. – Не та ли самая битва, в которой победил Гай Марий?

Вопрос был уместным: после победы оптиматов во главе с Суллой над популярами имя и подвиги Мария были объявлены вне закона, чуть ли не прокляты. Убрали все, что напоминало о великом предводителе популяров, включая его победы над варварскими племенами и подвиги, спасшие Рим от вторжения тевтонов и амбронов, угрожавшего существованию города и всего государства. Дошло до того, что Сулла в знак презрения и ненависти высыпал прах Мария в Тибр, дабы помешать его мирному схождению в Аид. Но четыре года назад Цезарь, презрев запрет Сената, осмелился выставить изображения дяди на похоронах своей тетки Юлии. Теперь же он бросил еще более дерзкий вызов, велев разместить на Форуме трофеи, добытые в битве при Аквах Секстиевых. В середине, на каменной плите, виднелась надпись: IN MEMORIAM[83].

– Это же незаконно, – разгорячился Катон.

Цицерон с улыбкой покачал головой.

– Он выставил трофеи, напоминающие о победе Рима над варварами, – задумчиво проговорил он, – однако здесь нет ни одного изображения Мария. Празднование великой победы – не преступление; празднование победы при Аквах Секстиевых в отсутствие статуи Мария, венчающей военные трофеи, не противозаконно.

– Но надпись «In memoriam» явно посвящена Марию.

– Конечно, но он этого не уточняет, – возразил Цицерон. – Он публично объявил, что все устроенные им игры, а также всевозможные выставки и представления посвящены памяти отца. Уверен, что, если мы обвиним его в прославлении Мария, он скажет, что эта надпись не имеет отношения к его дяде. Цезарь всегда действует на грани правонарушения, и очень расчетливо.

Катон наблюдал за рабочими. Подобно ему, на их манипуляции с любопытством взирали сотни людей.

– А что, если однажды Цезарь перейдет эту грань? – спросил Катон, повернувшись к Цицерону и пристально глядя ему в глаза.

– Если Цезарь преступит закон, то…

Цицерон, римский претор, осекся на полуслове.

LXV

Глаза Нила

Египет

65 г. до н. э.

Большие глаза на крошечном теле.

Эти глаза все видели, все изучали, не упуская ни единой подробности.

Они бегали взад-вперед по кораблю.

Маленькая Клеопатра, четырех лет от роду, пыталась поглотить весь Нил своими огромными темными глазами, пронзавшими горизонт по оба борта корабля, что плыл с севера, из Александрии, в сердце Египта.

День за днем корабль фараона скользил вверх по течению, приводимый в движение веслами или же силой ветра.

Птолемей Двенадцатый пытался снискать расположение жрецов. Ему приходилось поддерживать сложное равновесие, удерживая власть при помощи больших и малых дел, хитрости и, конечно же, денег. Он не давал римским легионам войти в Египет, отправляя золото и серебро горстке сенаторов, в основном оптиматов, вычисляя, кто из них наиболее могуществен, чтобы подкупать только его. В то же время ему предстояло решить животрепещущий внутренний вопрос. Фараон уже много месяцев пытался завоевать расположение жрецов, чтобы заручиться их поддержкой и предотвратить восстание или выдвижение духовенством другого притязателя на египетский престол. За последние несколько лет он потратил целое состояние на строительство двух пышных храмов в сердце Египта и теперь вместе со жрецами направлялся туда, желая убедиться, что царские деньги расходуются по назначению.

Народ уважал жрецов, но все зависело от того, насколько роскошны были храмы: увеличение их размера, пристройка новых помещений и возведение новых святилищ доказывало, что они поддерживают связь с богами. Ветхие, полуразрушенные храмы не создавали ощущения власти, а без него не будет многочисленных подношений. Видя разукрашенные храмы, египтяне трепетали и охотно платили дань ячменем, пшеницей, мукой и другими припасами. Еще храмам жертвовали ремесленные изделия, домашний скот и предметы, которые могли понадобиться священникам, дабы жрецы, посредники между скромными египтянами и богами, молили Сета, Исиду, Осириса, великого Гора и грозного Собека о том, чтобы Нил разливался обильно и постоянно и обогащал, а не опустошал землю.

А значит, все упиралось в храмы.

Поэтому Птолемей Двенадцатый предложил оплатить завершение строительства двух великих святынь.

Первое из этих внушительных сооружений, возведенное на западном берегу Нила в городе Аполлинополь Великий[84], было