этих кресел, хотя большинство присутствующих готовы были этому воспротивиться. Катилину душили долги. Как и Цезаря. Но у Цезаря все-таки имелось будущее, а Катилина не мог подняться выше из-за многочисленных обвинений в подкупе, которые пугали его заимодавцев.

Катилина мечтал о консульстве, о власти, что позволила бы принять законы, соответствующие его интересам и способные улучшить его дела. Но мечты таяли.

После выборов он понял, что действовать законным путем не имеет смысла.

Вот если бы у него было войско…

Он не собирался погрязать в долгах, чиня старые дороги, как некоторые.

По его мнению, настало время копить деньги, а не расточать.

LXIII

Завоевание Азии

Азия[77]

66 г. до н. э

Луций Афраний лично доставил Помпею известие о том, что Сенат, опираясь на Манилиев закон, при поддержке Цицерона, Красса и Цезаря передал ему единоличное начальствование в войне с Митридатом.

Отныне Помпей располагал самым многочисленным войском, какое Республика когда-либо собирала в этой части света. К силам, собранным для уничтожения пиратов, добавились отряды, до этого вверенные Лукуллу или местным военачальникам. У Помпея оказалось более сорока тысяч легионеров, несколько тысяч всадников и огромный флот. Он был не только величайшим полководцем, но и весьма здравомыслящим человеком. Сочетание силы и боевого опыта делало этого римского полководца настоящим титаном.

Назначив своим помощником Афрания, как и в Испании, Помпей вернулся к привычной деятельности: в походе против пиратов он разделил на участки море, в Азии он разделял врагов. Ожидая на Родосе разрешения Сената, он изучил карты всех азиатских царств, узнал о тамошних союзах и разногласиях. Помпей не обращался к Аполлонию Родосскому, чтобы отточить ораторское мастерство. В Сенате он полагался на других ораторов. Слова ему обрыдли. Он был человеком действия.

Теперь он все понимал. Господство в этой части мира делили между собой три державы: Понтийское царство под началом грозного Митридата, источник всех неприятностей, которые поджидали Рим в этих краях; великое Армянское царство, находившееся под властью Тиграна; и, наконец, Парфия. Последняя, управляемая железной рукой Фраата Третьего, была слишком крупной, сильной и могущественной, чтобы на нее нападать. К тому же она состояла в мирных отношениях с Римом – в отличие от Митридата Понтийского и Тиграна Армянского, которые объединились против него и преграждали путь Лукуллу и другим римским полководцам, посланным в эти места.

Помпей обладал невиданной для римского военачальника властью, но этого ему было мало, и он стал вмешиваться туда, куда ему соваться не стоило: во внешние сношения Рима. Он начинал переговоры то с одними, то с другими, готов был раздавать земли в соответствии со своими военными потребностями, не советуясь с Сенатом. Он решил обойти римские установления, добиться своих целей самостоятельно и уже потом найти способ все это узаконить.

Для начала он провел переговоры с Фраатом Третьим Парфянским и сообщил, что Рим согласится признать власть парфян над Месопотамией, если войско Фраата нападет на Армению. Это предложение понравилось царю: он укреплял свое положение в этих областях и получал повод напасть на Армению, которая стала агрессивным и оттого крайне неудобным соседом.

– Но… можем ли мы так делать, не советуясь с Сенатом? – спросил легат Афраний.

– Не только можем, Луций, – резко ответил Помпей, – но и сделаем. Отчитаюсь перед Сенатом, когда вернусь.

Это успокоило Афрания, остальные же начальники решили, что законы – не их дело.

Когда царь Армении подвергся нападению с востока и утратил возможность поддерживать Митридата, Помпей устроил полную морскую блокаду всей Малой Азии, так что никто не мог ей помочь, а затем с сухопутными войсками ринулся в самое сердце Понтийского царства. Решающая битва произошла там, где позже в память о ней Помпей основал Никополь – «город победы»[78]. Митридат старался избежать сражения, поскольку в отсутствие союзников-армян, бившихся в это время с парфянами, не мог сравняться с римлянами в численности своего войска, но Помпей вынудил его вступить в бой, и понтийцы были разгромлены. Митридат, потерпевший невиданную доселе военную неудачу, попытался бежать в Армению, но отныне там никто его не ждал: Тигран воевал с Парфией и не хотел ссоры с римлянами, которая неизбежно возникла бы, предоставь он убежище побежденному понтийскому царю. Тогда Митридат отправился на север, в Колхиду, лежавшую на далеком восточном побережье Эвксинского Понта[79].

– Последуем за ним? – спросил Афраний, считавший дело решенным.

– Нет, – ко всеобщему удивлению, ответил Помпей. – Лучше нападем на Армению.

Он воспользовался тем, что Тигран Младший, один из сыновей армянского монарха, боролся с отцом за трон, и поддержал его притязания. Тигран Старший, преследуемый парфянами, римлянами и собственным мятежным сыном, сдался Помпею в обмен на сохранение царства в его прежних границах, передав Риму все завоевания последних лет.

Воюя с царями и царствами, ни разу не посоветовавшись с Сенатом и изгнав Митридата, Помпей перекроил все тамошние границы и овладел Понтом. Он захватил оставленные армянами земли, в награду за помощь вручил Тиграну Младшему Софену, а Тиграну Старшему отдал то, что осталось от Армении.

Победа была окончательной.

Однако Тигран Младший считал себя обманутым и восстал против Помпея.

Молодость побуждала его действовать неразумно.

Помпей обедал в палатке, когда легат сообщил о восстании.

– Что с ним делать? – полюбопытствовал Афраний.

Войско римского проконсула в десять раз превосходило числом силы мятежного армянина.

Помпей вздохнул.

Глотнул вина.

Поставил кубок на стол.

– Убейте его, – сказал он, но сразу же передумал: – Или нет, приведите ко мне живым: свергнутый царь, закованный в цепи, отлично смотрится на триумфальном шествии.

LXIV

Римский эдил

Рим

65 г. до н. э.

Тем временем в Риме, воспользовавшись отсутствием Помпея, за власть боролись Красс, Катилина и Цицерон. К ним готов был присоединиться сенатор Катул: непримиримый сторонник сенаторских привилегий со времен столкновений с Марием, он пользовался поддержкой оптиматов, выступая в качестве противовеса Крассу и сопротивляясь любым действиям популяров.

Цезарь, чей авторитет был несравнимо скромнее, всецело отдался эдильским обязанностям. Должность была незначительной, особенно если сравнивать ее с теми, которые в тот год занимали Красс и оптимат Катул, получившие пятилетние цензорские полномочия, или Цицерон, бывший претором. Его эдильство меркло в сравнении с победами Помпея в Азии. Цезарь решал будничные вопросы, которые тем не менее очень волновали граждан Рима. Так, в обязанности курульного эдила входила забота о храмах – римляне, будучи религиозными, часто их посещали. Он отвечал за содержание дорог, акведуков и подземных труб, крайне важных для повседневной жизни. И всюду, как и в случае с Аппиевой дорогой, Цезарь