Едва начальник райотдела вернулся, Гутенко, подхватив уголовное дело, поспешил с докладом.

– Финна заканчиваю допрашивать, – с порога выпалил он. – Ну иноземщина! Ну стукачки. Вопрос задать не успеешь, а он уж сам сдает своего напарника с потрохами. И что за руль самовольно. И что машину не удержал. Только успевай записывать.

– Так у тебя ж переводчика не было, – неприятно удивился Окатов.

– Чай, тоже не лаптем щи хлебаем! – Вальдемар самодовольно ухмыльнулся. – Послал Муравья под Эммаус. Там карельские поселения. А карел с финном все равно, что хохол с москалём. Одна мова. Постановление об аресте на Аньери, как Вы приказали, отпечатал. Закончу с допросом – следом к райпрокурору за санкцией. И сегодня же иноземца приголубим в следственный изолятор. Здесь ему не ихний дикий запад. Пусть знает почем стоит наших, советских людей гробить. Порулить ему, макароннику, захотелось!

Гутенко перевёл дыхание, давая возможность начальнику отметить его расторопность.

– Да, наломал дров, – кисло оценил Окатов. – Вижу, пора у тебя дело отобрать.

Физиономия у Вальдемара вытянулась.

– Облпрокурор и то говорит: дело громкое, резонансное. Заберём в область. Все равно следователей нужного уровня у тебя в районе нет. А я ему: да у меня Гутенко подмётки рвёт! Не хуже любого вашего «важняка» оформим! А теперь сам вижу: погорячился. Ошибся в тебе.

– Да что такое, Юрий Михайлович?! – взмолился Вальдемар. – Уезжали – всё, казалось, обговорено. А тут вернулись – и будто неродной. Чего не так?

– Начальником ОБХСС хочешь стать?

– А то сами не знаете! Думал, отличусь с этим делом…

– Вот и отличись, – Окатов ткнул пальцем в корки уголовного дела. – Что по Кучумову?

– Да ничего там не меняется. Без памяти. Врачи считают – не сегодня-завтра представится.

– А пассажир – Граневич? Ты как будто говорил, – ничего не помнит?

– Ну.

– Что ну? Прав прокурор. Нет в тебе, Валерий, широты мышления. Будто конь в шорах. Упёрся в одну версию, и ни вправо, ни влево. Раз иностранец, уж и виноват. А о вине встречного водителя не подумал? Кстати, а кто этот Кучумов?

– Так… татарин.

– М-да! Кого ни попадя за руль пускают, – Окатов озабоченно покачал головой. – Носятся поди зря на гололёде. Гробят уважаемых людей. Наказать бы показательно, лет на десять. Да что с мёртвого спросишь?

Рот Вальдемара непроизвольно приоткрылся.

– Да ну, – выдавил он, не отводя взгляда от построжевшего начальника.

Окатов значительно промолчал.

– Так очевидец же… – Гутенко приподнял протокол допроса. – Потом следы на дороге. Да и вообще все уж знают.

– Потому и знают, чего не надо, что трендишь направо и налево, – веско возразил Окатов. – Прокурор области убеждён, что водитель «Волги» и есть истинный виновник аварии. А у него опыта поболе, чем у нас обоих.

– То есть Кучумов? – Гутенко неуверенно глянул на начальника. – Или шутите?

Окатов значительно промолчал. Вальдемар сглотнул.

– То есть не Аньери? – всё-таки уточнил он.

– Лучше чтоб он как водитель вовсе не упоминался. Сопровождающий и сопровождающий. Есть такое мнение, – Окатов возвёл очи горе.

– Ну не знаю, – у Вальдемара завьюжило в голове. – Если только вовсе…

Он приподнял протокол допроса очевидца аварии, сделал жест, будто разрывает.

– Укатил в свою Могилёвщину и – как не было. Но все равно – дальнобойщики-то свою вину сами признают, – он искательно глянул на начальника.

– Это потому что допросил наспех, без грамотного переводчика. Передопроси тщательно. Под нужным углом. Для этого и существует следственное искусство.

Окатову надоели сложные намёки.

– В общем, Гутенко. Даже мне со стороны видно, что виновник аварии – Кучумов. И прокурору области это видно… Недаром дело под личный надзор берёт.

– Точно?

– И не только ему, – Окатов поднял палец к потолку, увесисто потряс. – А если в уголовном деле этого не видно, значит, плохой из тебя следователь. А значит, надо заменить…

– Не надо, – остановил шефа Вальдемар. – Считайте, уже разобрался.

Он поколебался:

– Так насчёт начальника ОБХСС точно?

– Как только закончишь дело, должность твоя.

– Тогда ладушки, – согласился Вальдемар. – Тогда что ж? Мертвяку ему едино в гроб ложиться: с виной – без вины. А живым жить.

– Соображаешь, – одобрил Окатов.

Башлыков, Баулин и Лапин расположились в переговорном зале обкома комсомола. Ждали приземления самолёта Аньери.

В ожидании звонка Башлыков в очередной раз разъяснял предстоящую схему переговоров. Концерн Аньери – крупнейший в Европе производитель текстильных красителей для индиго. Чтобы сохранить лидерство, ему необходимо развиваться, выстраивать новые мощности. Собирается, в частности, наладить выпуск гранулята. Но в Италии у него неприятности с экологами. Отслеживают каждый шаг. Посему новый завод на чужой, советской земле для Аньери решение всех проблем. А уж на территории «Химволокно» места с избытком. Достаточно корд перепрофилировать. Хошь красители выпускай, хошь гранулят налаживай. Так что не только согласится на предложение – ухватится.

– Положим, он ухватится, – прикинул Лапин. – Но кто сказал, что согласится «Химволокно»? У них своя жизнь, свой график.

Баулин согласно закивал.

Брови у Башлыкова раздражённо задвигались. От него требовали гарантий.

– Ещё как согласятся, – заверил Семён. – Это ж для всех прорыв! Что для «Химволокно», что для министерства. Да хоть и для правительства. Крупнейший международный контракт, какого со времён Тольятти не было.

– Комков не согласится, – Робик скептически поиграл губами. – Они ж с Земским всё на реконструкцию поставили. А здесь, по сути, разворот на триста шестьдесят.

– Комков как раз согласится, – возразил Башлыков. – Из депрессии не выходит. И вообще, похоже, сдал, – он сделал многозначительную паузу. – Теперь главная ставка – на Горошко. Как раз сейчас в Министерстве идёт утверждение первым замом. Да я с ним предварительно проговорил. В целом за. Очень заинтересовался выпуском гранулята. И потом не забывайте, перед вами тоже не хвост собачий, а новый замдиректора по капстроительству. Приказ уж на столе у Горошко. Так что!.. – Семён приосанился, снисходительными кивками принимая поздравления. – Мы накануне новой жизни, мужики!

Хрипло затренькал телефон.

– Да! – спешно ответил Робик. Протянул трубку Семёну:

– Шереметьево. Переводчик твоего корешка Аньери.

– Сделано всё, что возможно, – отрапортовал Семён. – Пока на свободе.

На том конце провода возникла пауза:

– Что значит «пока»?

Семён глянул на подсевших поближе Лапу и Баулина.

– Ситуация очень неоднозначная, – будто через силу выдавил он. – Среди погибших в аварии руководители объединения «Химволокно». В городе сильные волнения. Требования расправы с виновным. Вплоть до самосуда. Удерживать ситуацию очень непросто. Может по-разному развернуться. Руководство области и комбината уже знают о приезде господина Аньери и готовы к переговорам. Крупный контракт между нашим объединением и концерном господина Аньери помог бы несколько сгладить возмущение. У нас имеются конкретные предложения.

Семён оторвал трубку от уха, давая возможность приятелям услышать возбуждённое бурление на том конце.

– Господин Аньери считает, что это шантаж, – заговорил переводчик. – Вы требуете контракт против свободы сына. Это не по-партнёрски. Хорошо, пусть. Но тогда господин Аньери желает иметь гарантии… Значит ли это, что после подписания контракта сын его будет признан невиновным, и он сможет увезти его с собой в Италию?

Семён