Первое столкновение с войсками Бурбонов произошло 15 мая 1860 г. при Калатафими и было очень тяжелым. Победа, которая в конце концов улыбнулась гарибальдийцам, придала им новые силы, подняла дух у отрядов «пиччотти» — присоединившихся к ним сицилийцам, — и 30 мая после великолепного маневра по уклонению от встречи с основными силами Бурбонов и трехдневных боев на марше Гарибальди овладел Палермо. Европа с изумлением и восторгом наблюдала как горстка вооруженных людей победила мощную регулярную армию и поставила под вопрос судьбу целого королевства.

Кавур, по его собственному признанию, находился «в полнейшей растерянности». Конечно, Гарибальди, принимая титул диктатора Сицилии, делал это от имени Виктора Эммануила II и, казалось, был тверд в своей лояльности по отношению к монархии. Но, с другой стороны, он со всей решимостью намеревался двинуться на Рим где, начиная с 1849 г. находился французский гарнизон. Англия приветствовала поход Гарибальди, однако нельзя было исключать дипломатических осложнений иного рода. И все же наибольшую растерянность у Кавура вызывало предчувствие, если не полная уверенность в том, что присоединение территорий Юга значительно изменит характер проблем, которые предстояло решить будущим итальянским правительствам. Южная Италия со всеми своими атрибутами — «галантуомини», иссушенными зноем полями и жаждущими справедливости крестьянами — была совсем непохожа на Пьемонт и Ломбардию с их сельскими хозяевами-предпринимателями, каналами и относительным процветанием экономики. Для Юга, конечно же, не годились те планы медленного и поступательного капиталистического развития «снизу», которые были пригодны для паданской Италии. И эта обеспокоенность часто проявлялась в переписке Кавура с его корреспондентами в Южной Италии в тот период.

И все же он, как опытный игрок, принял вызов, хотя и не играл в этой партии первой скрипки. Конечно, нельзя было противиться или мешать Гарибальди, но можно было попытаться вырвать руководство из рук последнего и демократов; именно этот путь и избрал Кавур. Таким образом, между Кавуром и Гарибальди началась скрытая борьба, в ходе которой пьемонтский премьер-министр проиграл часть сражений, а некоторые — выиграл, сумев в конечном счете победить в войне. В сущности, ему не удалось ни убедить Гарибальди немедленно провозгласить присоединение Сицилии к Италии (остров продолжал временно управляться правительством, в котором magna pars[361] играл Криспи), ни отговорить от высадки на континенте (но это вопрос спорный). Не удалось Кавуру и вызвать в Неаполе восстание, которое смогло бы привести к созданию там правительства умеренных еще до триумфального вступления в город Гарибальди 7 сентября 1860 г. Вместо этого Кавур сумел вырвать у Наполеона III согласие на то, чтобы один корпус регулярной армии Пьемонта двинулся в южном направлении для оккупации областей Марке и Умбрия.

В начале сентября, после вступления гарибальдийцев в Неаполь, тонкая игра, которую уже давно вел пылкий знаменитый генерал со скрытным пьемонтским премьер-министром, достигла своего апогея. Одиннадцатого сентября Гарибальди, зная, что Виктор Эммануил II враждебно относится (возможно, в силу комплекса неполноценности) к своему премьеру, письменно попросил короля отправить Кавура в отставку. Но последний предвидел этот шаг Гарибальди и в беседе с монархом сентября 1860 г. в присутствии Ла Фарины добился от монарха формального обязательства поддерживать свою политическую линию. Получив такое заверение, Кавур 11 октября заручился согласием парламента на проведение плебисцитов на Сицилии и на Юге по вопросу об аннексии, подобных тем, которые прошли в Эмилии и Тоскане, разрушив таким образом все надежды Гарибальди и демократов на закрепление военных побед на политическом уровне. Плебисциты состоялись 21 октября, и абсолютное большинство жителей как на Юге Италии, так и в Сицилии, высказалось в пользу аннексии. В очередной раз Кавур победил. В создавшейся ситуации Гарибальди решил не идти на Рим. Ему ничего не оставалось, как передать пальму первенства Виктору Эммануилу II, который во главе пьемонтской армии, преодолев сопротивление папских войск, продвигался на Юг, чтобы там соединиться с гарибальйцами, нанесшими Бурбонам последнее, и решающее, поражение при Волтурно. Встреча Гарибальди с пьемонтским монархом, ставшим к тому времени фактическим королем Италии, произошла в Теано 27 октября 1860 г. и была далеко не столь сердечной и торжественной, какой она предстала в патриотических хрониках.

Между тем причины нового поражения Гарибальди следует искать не только и не столько в дипломатической ловкости Кавура, сколько — и в первую очередь — в развитии внутренней обстановки на Сицилии и в Южной Италии. На момент высадки в Марсале и по мере продвижения по острову и итальянскому Югу Гарибальди представлялся местным крестьянским массам сказочным освободителем, почти мессией, который отомстит за их страдания. Эти надежды, казалось, были подкреплены первыми законодательными актами созданного Гарибальди на Сицилии правительства: ликвидировался ненавистный налог на помол и издан декрет от 2 июня о разделе коммунальных земель. Однако очень скоро наступило разочарование: 4 августа в Дучеа-ди-Бронте Нино Биксио, доверенный наместник легендарного генерала, подавил с помощью массовых арестов и расстрелов один из многих прокатившихся по всей Сицилии в дни эйфории и надежд крестьянских бунтов. Крушение надежд народных масс выразилось не только в сокращении притока добровольцев в ряды гарибальдийцев, но иногда в самых настоящих восстаниях. В сентябре в Ирпинии произошло всеобщее выступление крестьян, в ходе которого было убито 140 либералов. Его подавили только после того, как туда прибыл отряд гарибальдийцев под командованием венгра Иштвана Тюрра. Появились и первые признаки бандитизма, того самого явления герильи[362] и крестьянской жакерии, которая в первые годы существования единого Итальянского государства буквально потопит в крови обширные сельские районы Южной Италии.

С другой стороны, разочаровав крестьянские массы Юга, Гарибальди не сумел заручиться поддержкой собственников и состоятельных людей. Они полагали, что возвращение к нормальной жизни и восстановление порядка в сельской местности были бы осуществлены значительно лучше законным королем при помощи регулярной армии Пьемонта, нежели народным вождем, назвавшимся генералом и окруженным опасным сборищем демократов-пропагандистов. Будучи автономистами или сторонниками единства в зависимости от обстоятельств, сицилийские нотабли и аристократы всегда оставались консерваторами и ничуть не меньше своих собратьев на континенте ратовали за интервенцию Пьемонта и предложенный Кавуром путь аннексии посредством проведения плебисцитов. Таким образом, крестьяне Юга опускали в урну бюллетень с их «да» единству Италии (вспомним блестящее описание плебисцита в одном из сицилийских сел в романе Дж. Томази ди Лампедузы «Леопард», 1958) под бдительным оком местного дворянина и управляющего. Италия же помимо притока новых сограждан получала