подавляющем большинстве ремесленники и представители мелкой буржуазии, адвокаты без практики и студенты-бильярдисты, о которых с сарказмом говорил Фридрих Энгельс. Однако необходимо иметь ввиду, что в стране, где разрыв между правительством и управляемыми, непопулярность государственной власти, как мы убедились, глубоко укоренились, анархизм представлял собой неизбежный этап на пути формирования народной оппозиции: отрицание государства, в конце концов, являлось первым осознанием того факта, что оно все-таки существует и необходимо его изменить.

Историческая «правая» и «римский вопрос»

В июне 1861 г., через несколько месяцев после провозглашения Итальянского королевства, неожиданно скончался граф Кавур, и Италия внезапно лишилась авторитетного руководства. Однако этот человек оставил в политической практике нового государства такое наследие, создал такой стиль, от которых с трудом могли отойти его непосредственные преемники. Те, кто взвалил на собственные плечи тяжкий груз наследства и образовывал так называемую историческую «правую», приложили все свои старания, чтобы не слишком далеко отойти от пути, намеченного великим пьемонтским государственным деятелем: умеренность, скрупулезное исполнение Альбертинского статута были типичными для проводимой ими политики. Многие из этих преемников, такие, как Урбано Раттацци, который дважды был премьер-министром, Джованни Ланца, председательствовавший в Совете министров с 1869 по 1873 г., Квинтино Селла, несгибаемый и честнейший министр финансов, — все они являлись пьемонтцами и уже поэтому были более предрасположены воспринимать уроки умеренности Кавура. Другие же, в частности тосканец Б. Риказоли или выходцы из Эмилии Мингетти и Фарини, работали вместе с графом во время сложнейшей операции аннексий, и правые оппозиционеры считали их «пьемонтизировавшимися», если использовать выражение, очень популярное в те времена. Как бы там ни было, пьемонтцы или пьемонтизировавшиеся представители «правой» образовывали, несмотря на неизбежные трения между некоторыми из них, политически очень однородный класс, и им был присущ такой стиль работы, каким не мог гордиться ни один из кабинетов министров, которые после них сменялись у власти вплоть до сегодняшнего дня. Их честность временами доходила до аскетизма; они были слишком аристократы, чтобы культивировать ту жажду власти и то наслаждение дешевой популярностью, которые свойственны выскочкам. Но им не хватало той инициативности, какой в высшей степени обладал Кавур; поэтому эти люди оказались лишь способными администраторами при накопленном наследстве.

Главной проблемой в национальной политике, вставшей перед правящим классом сразу после объединения, стало присоединение Венецианской области и Рима к новой итальянской родине. Первая из этих целей была достигнута в 1866 г. путем того, что называют, используя эвфемизм, «третьей войной за независимость»[364]. В военном плане эта кампания разворачивалась самым катастрофическим образом для итальянских вооруженных сил, разгромленных на суше при Кустоце, а на море — у острова Лисса, что явилось, конечно, несчастливым дебютом для новой армии и ее Генерального штаба. Завоевание Венецианской области стало возможным лишь после разгрома Австрии в сражении при Садове (Садовой) Пруссией, союзницей которой была Италия[365].

Достижение другой цели — освобождения Рима было более трудным и встретило большее сопротивление. Проблема состояла не только в том, чтобы присоединить новую провинцию к Итальянскому королевству, но ив первую очередь в том, чтобы ликвидировать светскую власть пап. Тот факт, что Италия присоединит последний кусок территории, не имеющий никакого стратегического значения и расположенного в самом сердце Апеннинского полуострова, не мог встретить сопротивления со стороны канцелярий, но то, что святейший понтифик вновь, через многие века, получит пощечину в Ананьи, — это вызывало гнев и противодействие всей католической общественности Европы, в частности французской, которой Наполеон III потакал по многим причинам. Нельзя забывать и то, что в Риме еще размещался французский гарнизон, а Вторая империя взяла на себя моральное обязательство перед папой защищать его светскую власть. Это проявилось в августе 1862 г., когда Гарибальди во главе отряда добровольцев, которых ему всегда удавалось находить, снова переправился через Мессинский пролив, чтобы повторить свой освободительный поход 1860 г. и на этот раз дойти до Рима. Отношение правительства (председателем Совета министров был Раттацци) к этой акции выглядело если не вполне сочувственным, то, во всяком случае, двусмысленным, но дипломатическое давление, оказанное Францией, и обещавшая мало хорошего перспектива столкновения между гарибальдийцами и регулярными французскими войсками заставили кабинет министров быстро изменить это отношение. Навстречу гарибальдийцам были двинуты регулярные войска, которые и добились быстрой победы при Аспромонте в Калабрии. Гарибальди, раненный в этом сражении в ногу, был арестован.

После отставки Раттацци и краткого пребывания на посту премьера Фарини, новый председатель Совета министров Марко Минигетти поспешил покончить с политикой и личными инициативами Виктора Эммануила II, которые сыграли далеко не второстепенную роль во время тяжелых дней сражения при Аспромонте, и стал искать решение «римского вопроса» путем переговоров с Францией. В сентябре 1864 г. была заключена конвенция, на основе которой Франция обязывалась в течение двух лет вывести свои войска из Рима, а Италия — гарантировать Папской области защиту от внешних нападений. Дополнительный протокол устанавливал, что столица Итальянского королевства должна быть перенесена из Турина во Флоренцию. Речь шла, однако, о промежуточном, временном решении: было ясно, что правительство страны рассматривало перенос столицы во Флоренцию как этап в походе на Рим и что «римский вопрос» был далеко не закрыт, а лишь отложен. Два месяца спустя после заключения сентябрьской конвенции вновь вернуться к этому вопросу и показать, какие осложнения в мире он может вызвать, вынудила публикация энциклики «Силлабус» (Sillabus), самого настоящего манифеста об объявлении войны либерализму и предвестника того самого догмата о непогрешимостями пап, который будет провозглашен на Ватиканском соборе 1869 г. Итальянское правительство ощутило, что помимо легитимистской Европы существовала Европа светская и антиклерикальная, не говоря уже о католической общественности, тоже либеральной. Антиклерикальная волна в Италии была очень сильна и привела в 1866 г., в частности, к тому, что парламент принял ряд важных мер явно выраженного светского характера (ликвидация многих религиозных орденов, передача в казну их собственности, обязательность гражданского брака, обязательность военной службы для семинаристов), а в 1867 г. — к повторению попытки гарибальдийцев при Аспромонте. На этот раз председателем Совета министров был снова Урбано Раттацци, который, надеясь на то, что римляне восстанут, разрешил, более того — поощрял подготовку, проводимую Гарибальди. Однако премьер еще раз натолкнулся на решительное противодействие со стороны Франции, вновь направившей в Рим войска, которые были выведены оттуда согласно условиям упомянутой конвенции 1864 г. Третьего ноября, всеми оставленные, гарибальдийцы потерпели поражение от французских войск