– О, понятненько, – наконец выдал Ричард, вымучивая улыбку.

– Просто подумала, что вам следует знать. – Дженнифер манерно развернулась и зашагала обратно к замку.

Ричард и Валери, дружно вздохнув, направились в сторону стойки фургона. Ричард качал головой, а Валери потеряла дар речи, что было для нее редкостью, как он заметил.

– Bonjour[11], Ричард, – раздался низкий голос поставщика. – Слышал, с утра ты убил Наполеона!

Ричард сразу же узнал голос и, подняв взгляд, увидел Рене Дюпона, который хитро взирал на него сверху вниз. Рене, владелец Café des Tasses Cassées в Сен-Совере, был хорошим другом. Некогда внушавший страх, гроза злостных должников по всему Парижскому региону, Рене с комфортом устроился в сфере общественного питания, но по-прежнему источал ауру опасности. В силу этого ни у кого не хватало духу сказать ему, что он совершенно не вписывается в новую профессию. Кофе он подавал ужасный, и Ричард, и в чуть меньшей степени Валери пытались скрыть этот факт.

– Что ты здесь делаешь, Рене? – спросил Ричард, уходя от темы предполагаемого убийства императора.

– Обслуживаю эту ерундистику, – Рене широко развел мощными, как у моряка Попая, руками, будто указывая на свое королевство.

Зрелище и правда притягивало взгляд: модифицированный старый фургон «ситроен» с открытым бортом, в котором виднелось окошко выдачи еды.

– Выиграл эту детку в карты, – гордо прокомментировал Рене. – Ну, говорю, что выиграл.

Ричард был впечатлен, однако не мог отделаться от ощущения, что если эти съемки и прокляты, то Рене Дюпон в качестве поставщика еды и напитков – однозначное тому неудобоваримое доказательство.

– А еще, Ричард, он для нас дополнительная опытная пара глаз и ушей, – решительно заявила Валери. – Очень полезно. Ты ведь подежуришь сегодня вечером, Рене, правда?

– Нет. – Рене мог бы поведать немало довольно мрачных историй о своей былой преступной жизни, но от пристального взгляда Валери попятился подальше, к задней части фургона. – Не могу. У меня другой заказ.

Он начисто протер некоторые поверхности.

– Но это, возможно, вопрос жизни и смерти! – трагически прошипела Валери.

– Знаю, моих! – попытался отшутиться Рене. – Прошу прощения, мадам, но я пообещал обслужить этим вечером guinguette. Нынче не так много танцующих стариков, и я не хочу их подвести.

Ричард понимал дилемму Рене. Guinguette – традиционная во Франции штука, обычно это открытая танцплощадка под открытым небом, рядом с рекой, где пожилые пары танцуют под старые, журчащие аккордеоном песни Пиаф, Трене и прочих. В последние годы их число сократилось, и теперь в основном старушки танцуют с другими старушками, ведь склонные умирать раньше мужчины их уже покинули. Рене не то что не хотел их подводить – если бы он посмел, то в случае расстройства они навели бы ужас даже на самого Рене.

– Хорошо. – Валери быстро производила расчеты, и Ричард, пусть и не особо опытный, чуял, что вот-вот огребет. – Ричард, возвращайся домой и отдохни. Думаю, сегодня ты заступишь на ночное дежурство.

– Но с утра мне готовить завтраки!

Он решил, что стоит по меньшей мере чисто символически возмутиться.

– О, с этим мы разберемся.

И с этими словами Валери удалилась обратно работать, а неожиданная пара в лице Ричарда и Рене осталась смотреть ей вслед.

– Вот это женщина, – наконец заключил Рене, и не сказать, что в чистом восхищении. – Еще кофейку?

Ричард задумался. День был утомительный, изнурительный, мучительный. Отвратительный – по оценкам Ричарда, но все еще не настолько беспросветно паршивый, чтобы захотеть еще чашку кофе от Рене.

Глава шестая

Ричард неловко присел на корточки среди залитого лунным светом сада замка и подумал о своих драгоценных курочках, особенно о покойной любимице, Аве Гарднер. Внешняя жизнь – обычное дело или настолько обычное, насколько могла быть жизнь в кругу Валери, но правда заключалась в том, что Ричард все еще испытывал изрядное негодование из-за мафии, погубившей Аву, пусть даже это «приключение», как теперь называла его Валери, свело их вместе. Разумеется, Ричард понимал, что в общей картине мира вряд ли он стал бы или смог бы выступить против всей «коза ностра» из-за убийства существа, которое в лучшем случае было редкой несушкой, но ситуация по-прежнему задевала Ричарда за живое. Валери купила ему новую курицу, которую он назвал Оливия де Хэвилленд, после чего Валери ошарашила его словами, что настоящая Оливия де Хэвилленд, последняя ниточка к золотому веку Голливуда и, следовательно, богиня для Ричарда, была соседкой Валери в Париже и они иногда вместе лакомились выпечкой. Актриса Оливия де Хэвилленд не так давно скончалась в возрасте ста трех лет, но курица Оливия де Хэвилленд прекрасно уживалась с другими: Ланой Тёрнер и бойкой Джоан Кроуфорд. Всех все устраивало. Они полагались на Ричарда, а Ричард полагался на них. Они были его отрадой, «местом», где он отдыхал, помимо просмотра классических черно-белых фильмов допоздна, и он души в них не чаял. И теперь ему казалось странным, как существо, принадлежащее вроде бы к тому же виду, может совершенно отличаться от другого под тем же зоологическим зонтиком.

Вот взять, к примеру, павлинов. На взгляд Ричарда, настроенного нынче скептически, они были злобными задирами. И куры, и павлины – домашняя птица, хотя касательно этого мнение было явно преувеличено. Павлин, которого, как Ричарду сказали, звали Кловис, вольно разгуливал по обширным угодьям Валансе и, судя по всему, не терпел притязаний на свою территорию. Ричард получил довольно расплывчатые инструкции следить, не шныряет ли поблизости кто-нибудь, предположительно вооруженный помадой, которая и выдаст в нем автора довольно тревожного послания на зеркале в гримерной Лионель, но в этот момент Кловис загнал Ричарда в угол, и, судя по взгляду павлина, милосердие ему свойственно не было.

– Хороший павлин, – осторожно повторил Ричард, наверное, уже в десятый раз. – Хороший павлин.

Попытки установить братские отношения оставались прискорбно тщетными, а еще Ричарду вдруг пришло в голову, что потенциально жаждущая крови – или, что еще хуже, любви – птица справлялась с ночной охраной замка гораздо лучше, чем он, и, весьма вероятно, получала более высокую зарплату. Зачем вообще кому-то нужен охранник, если среди здешних готических теней бродит столь свирепый зверь?

Птица встряхнула перьями, что, как знал Ричард, было проявлением грации, смелости и красоты, призванным вызвать слабость в коленках у любой проходящей мимо павы. Ричард тоже ощущал некоторую слабость в коленях, однако вовсе не по причине романтического очарования, а из-за отвратительной картины того, что он все еще сидит в углу на рассвете, съемочная группа и актеры собираются обратно на площадке, и это никуда не годится. Совершенно не годится. Ричард решил сменить тактику и осторожно положил фонарик у ног так, чтобы луч был направлен на него самого, затем широко развел руки и встряхнулся, подражая, как Ричард