– Но есть и светлая сторона, – начал Ричард. – Тайрон Пауэр скончался, когда «Соломона и царицу Савскую» отсняли только на три четверти, но кассу все равно собрали!

Фридман повернулся к Ричарду, внимательно всмотрелся в его лицо.

– А ты знаешь свое дело, – наконец заключил продюсер, впечатленный.

– Ну, я историк кино, – ответил Ричард, – даже целый доктор кинематографических наук.

Обычно он это скрывал, но коньяк обладал исключительным свойством развязывать язык.

– Правда, что ли? – Фридман переварил услышанное. – А по-французски говоришь?

– Oui[12].

Фридман поскреб легкую щетину и положил руку Ричарду на плечо.

– Ричард, – произнес он, – я повышаю тебя в должности.

В голове Эйнсворта тут же завелась тревожная сирена. Что же он опять натворил?

– Сможешь завтра пообщаться с прессой? Парни за океаном впечатлятся, что у нас тут с прессой работает настоящий ученый. Очень впечатлятся.

Ричард не знал, что сказать. Ну, вернее, знал и хотел сказать «черта с два, спасибо вам большое». Однако перед ним стоял выбор: или общаться с журналистами, или проводить ночи в дуэлях с хищным павлином.

– Ну… – протянул Ричард, все еще взвешивая ставки.

– Давай, Рич, это нужно отпраздновать! Помнишь, что сказал У. К. Филдс? Мол, я пью – следовательно, я существую! – продюсер процитировал старого комика, идеально изобразив его интонации.

Ричард улыбнулся в знак согласия.

– Отлично! – просиял Фридман.

И с этим он исчез в комнате, вероятно, в поисках очередной бутылки.

Пятнадцать минут спустя Ричард все еще сидел на месте и клевал носом. Затем неуверенно поднялся и подошел к стеклянным дверям. Бен-Гур Фридман лежал на диване лицом вниз, держа в руке очки. Первой мыслью Ричарда было: «О нет, опять двадцать пять!» А затем он услышал громкий храп американца и решил оставить его в покое.

Глава седьмая

Ричард вернулся в гостиницу Les Vignes незадолго до рассвета, будучи не в духе. И дело было не только в осознании, что в его возрасте хороший ночной сон необходим не меньше очков для чтения, но и в том, что ему как минимум следовало поменьше общаться с пьяными голливудскими продюсерами или социопатичными птицами. Павлин вновь напал возле лабиринта, и из этой битвы Ричард вышел с порезом на руке, что стало той самой соломинкой, переломившей хребет верблюду.

«Все, хватит!» – сообщил Ричард разъяренному существу и бросил палку отвлекающим маневром, который не сработал, и немедленно покинул пост ночного сторожа.

Ричард даже, что было для него редкостью, с нетерпением ждал, когда наступит время подавать завтрак, а соответственно, появится возможность спрятаться за стойкой и с пользой пообщаться с курочками. Однако его плану не было суждено сбыться. Валери реквизировала гостиницу, и завтрак начался без Ричарда. Правда, гости все равно трудились на съемках, и не то чтобы людей вообще так много, как обычно, поскольку в один из трех номеров навсегда переехали Валери с Паспарту. Второй заняла становящаяся все более бледной Лионель Марго, а третий – Ален Волк Пети. Огромный, диковатого вида Пети присутствовал, по-видимому, в качестве дополнительной охраны, но Ричард не мог отделаться от ощущения, что, несмотря на явно отличную подстраховку, после отъезда Пети будет чертовски трудно вычистить все оставшиеся после него волосы.

Однако самым примечательным было то, что завтрак подавала вовсе не Валери, а мадам Таблье. Обычно в тех редких случаях, когда мадам Таблье просили подменить на этом посту, она проделывала все с таким видом, что на ее фоне строптивый подросток выглядел бы полным энтузиазма, и к гостям относилась примерно как доктор Криппен[13] к больным, но сейчас разливала кофе и предлагала круассаны. А еще она, кажется, уложила волосы немного по-другому?..

Ричард не был фанатом перемен. Он ввалился в гостиную с подозрительным видом и плюхнулся в кресло в углу. Все уставились на Ричарда, и он вдруг осознал, как отвратительно, должно быть, выглядит. От мужчины средних лет, проведшего ночь без сна, в лучшем случае исходит амбре поражения, но тому, кто хватил лишку коньяка, пусть и дорогущего, после того как его загнал в кусты буйный павлин, у кого еще и кровоточит порез из-за упомянутой злобной птицы, в обычных обстоятельствах остается лишь посочувствовать. Нынче обстоятельства обычными не были.

– Можно мне, пожалуйста, кофе, мадам Таблье? – Ричард попытался напустить на себя вид человека, с достоинством шагающего к гильотине.

– А у вас что, ноги сломаны? – последовал безжалостный ответ.

Ричард вздохнул и кивнул сам себе.

– Я принесу вам кофе, Ричард, – предложила Лионель Марго, и, опять же, в обычных обстоятельствах Ричард пришел бы в полный восторг, смущенный и польщенный тем, что роль его самаритянки играет красивая, известная во всем мире звезда. Но у него почти не осталось сил на подобные эмоции.

– Спасибо, – слабым голосом произнес Ричард. – Ночь выдалась долгой.

Он чувствовал, хотя и старался не подать виду, что на него пристально смотрят Валери и Паспарту, причем с абсолютно одинаковым выражением лица и мордочки. В нем читалось некоторое беспокойство, догадался Ричард, но оно определенно оказалось в меньшинстве, затопленное полным непониманием.

– Ты подрался, Ричард? – наконец заговорила Валери, и ему показалось, что он уловил в ее вопросе легкий намек на вину. Валери явно не рассчитывала, что Ричард станет жертвой ночного нападения.

– Можно и так сказать, – довольно резко ответил он, для пущего эффекта заматывая раненую руку бумажной салфеткой.

Лионель налила ему чашку кофе.

– Мне очень жаль, – произнесла юная актриса. – Это все я виновата. Что бы это ни было, кто бы это ни был, я привела его сюда за собой.

– Обычная работа, – героически отозвался Ричард.

– Сколько их было? – Ален Пети явно имел опыт по этой части.

– Кто напал, Ричард? – Валери села рядом с Ричардом, проявляя теперь уже искреннее беспокойство.

– Не расслышал имени. – Ричард понимал, что несколько заигрался, но не придумал, как все достойно закруглить.

– Вы очень храбры. Спасибо вам, – Лионель коснулась его плеча и вернулась к своему столику.

Валери крепче прижала Паспарту к себе.

– Ты хорошо его рассмотрел, Ричард? Узнаешь его снова?

Он тяжело выдохнул, помешал сахар в кофе и тихо произнес:

– Это был Кловис.

Все недоуменно переглянулись.

– Павлин Кловис.

В гостиной воцарилась потрясенная тишина.

– Но ты… – начала Валери.

– Да павлин это был, окей? Гребаный павлин! Мерзавец злобный.

Тишина продлилась еще долю секунды, а затем Ален разразился громким хохотом, заполнившим всю гостиную. Рассмеялась и мадам Таблье, а ведь она, как известно, с начала века даже не улыбалась. Лионель изо всех сил сдерживала смех. Паспарту бы тоже хохотал, если бы умел, а Валери не знала, чему верить: то ли Ричард продолжал стоически скрывать свой героизм, то