Читать онлайн Штрихи и встречи - Илья Борисович Березарк

Штрихи и встречи

ПРЕДИСЛОВИЕ

Илья Борисович Березарк, один из старейших литераторов Ленинграда, уже не увидит этой своей книги. Она оказалась для него последней, но он отдал ей всю свою сознательную жизнь служения литературе и искусству.

Его молодость совпала с молодостью революции, и все ее страсти естественно задели его душу, оставив на ней свои несмывающиеся отпечатки. А душа у него была впечатлительная, и время не жалело для нее встреч и столкновений, споров и дружб с прекрасными талантами строителей нового духовного мира.

Она, как это и подобает душе художника, всегда была в гуще событий, на их гребне. Она волновалась волнением времени, отдаваясь целиком необоримому движению революции.

Ей было чуждо равнодушие, потому что она была творческой душой, и она осталась гордой памятью времени, и на заглавной странице этой книги памяти можно написать: «Сим свидетельствую» — и это будет правдой.

Илья Борисович Березарк, начав свой долгий литературный путь с поэтического сборника, так на все время в своей критике и журналистике и остался немного поэтом, человеком, приверженным к высокой мысли и точному слову.

И эта книга его воспоминаний, книга завидной памяти и судьбы, книга, наполненная встречами жизни, займет достойное место в живом потоке запечатляющих время свидетельств. В ней есть воздух времени, и душа автора не случайна в этом времени своим присутствием.

ПАМЯТЬ РАССКАЗЫВАЕТ

ОТ АВТОРА

Это серия очерков о встречах и беседах автора этих строк с выдающимися деятелями литературы и искусства. Я не ставил своей задачей создание законченного портрета каждого из них, характеристики его творчества. Моя задача гораздо более скромная: рассказать, что я видел и слышал.

О многих моих собеседниках существует большая не только литературно-критическая, но и мемуарная литература. Я старался не повторяться, сказать что-то свое. Насколько это удалось — не мне судить.

Особенно трудно восстанавливать в воспоминаниях чужую речь. Конечно, стенограмм я не вел, но то, что слышал, я хорошо запомнил, особенно слова, меня поразившие, показавшиеся мне необычными, те, которые произвели на меня большое впечатление. Я старался их передать правдиво и по возможности точно.

Своих собеседников я стремился обрисовать на фоне гигантского роста Советской Страны и ее культуры.

«Устные рассказы писателей» и «Читали поэты» — опыты своеобразных мемуарных обзоров. В известной мне литературе я подобных им не встречал…

ЗАПИСКА, НАПИСАННАЯ ЗЕЛЕНЫМ КАРАНДАШОМ

Уже давно было известно о возвращении Горького в СССР после долгого отсутствия; но день этот все откладывался и был уточнен довольно поздно.

И вот все редакции, все издательства, вся литературная и журналистская Москва встречают великого писателя. Я запомнил этот день, 28 мая 1928 года. День был не совсем майский, сумрачный, накрапывал дождь.

Я заметил Горького в окне поезда, он казался смущенным, растроганным, утирал слезы большим белым носовым платком. Впрочем, он тогда только мелькнул передо мной, как кадр в кино. Меня оттеснили, и больше я ничего уже не видел, несмотря на свой рост.

На следующий день после приезда Горький должен был выступать на съезде железнодорожников, в железнодорожном клубе на Каланчевской площади. Рабкоры «Гудка» обратились к писателю с просьбой побеседовать с ними после этого выступления. Он ответил согласием.

Рабкоры собрались в какой-то боковой комнате клуба. Сидели за партами, как школьники (здесь в обычные дни действительно работала школа, школьных помещений тогда не хватало).

Никого из руководителей газеты не было на этой встрече, по-видимому не верили, что беседа состоится. Не было и работавших тогда в «Гудке» Олеши, Ильфа и Петрова.

Рядом со мной сидела Нина К., очень приятная девушка, тогда единственная женщина-репортер в нашей редакции. Женщин-журналистов в то время было мало.

Мы ждали довольно долго. Наконец явился секретарь Горького и сообщил, что Алексей Максимович устал, чувствует себя неважно, но все же, раз он обещал рабкорам, он зайдет к ним. Только пусть беседа будет недолгой…

Вошел Горький. На учительскую кафедру он не захотел подняться. Раздвинули парты, образовался круг с Горьким в центре, и Горький начал беседу. Он говорил о силе воли, о том, что сила воли, энергия необходимы для всех, кто собирается работать в журналистике, в литературе, что сила воли — это сила жизни, в ней честь и достоинство человека.

Беседа не была застенографирована. Оттого о ней не знают даже самые дотошные горьковеды. В «Летописи жизни и творчества Горького» отмечено его выступление на съезде железнодорожников, но о встрече с рабкорами «Гудка» нет ни слова. Ведь нельзя проследить за каждым часом в жизни писателя.

Алексей Максимович все время курил. Зажигал одну папиросу о другую. Курил и кашлял…

Я видел, что моя соседка страдает. Дело в том, что Нина ненавидела курение, говорила, что надо запретить табак как наркотик, считала, что если мужчина курит в присутствии женщин, этим он оскорбляет женское достоинство. Сколько споров бывало на эту тему в редакции!

И вот я увидел, что Нина вырвала листок из своего репортерского блокнота и что-то быстро пишет зеленым карандашом (другого под рукой не было). Я сразу понял, что эта записка адресована Алексею Максимовичу. Нетрудно было догадаться, о чем идет в ней речь. Впрочем, позже Нина пересказала ее содержание:

«Дорогой Алексей Максимович, вот Вы говорите о силе воли, а убиваете себя курением. Ведь Вы не молоды и не отличаетесь крепким здоровьем, а Ваша жизнь нужна всем нам, нашему народу, всему человечеству. Неужели врачи не нашли способа отучить Вас от курения? Дорогой Алексей Максимович, бросьте курить! Вы губите себя!»

Не знаю, считала ли Нина всерьез, что ее записка может убедить Горького бросить курение.

После недолгого разговора с рабкорами Горький высоко поднял Нинину записку и спросил:

— Кто мне писал эту зеленую записку?

— Мы! — закричала Нина.

Меня тогда обидело это «мы», ведь я в составлении записки не принимал никакого участия.

Горький подошел к нам. Я встал, уступил ему место. Вокруг собрался народ. Горький сказал:

— Тут у нас будет беседа интимная, так сказать, конфиденциальная…

Товарищи столпились у двери и все всё же прислушивались. Конечно, я не запомнил слово в слово, что говорил Горький, но отдельные его выражения помню твердо и ясно.

— Вы думаете, — сказал Горький, — я не